Эмилия Остен - Дворцовые страсти

В лесу было поразительно тихо. Казалось, здесь не осталось ни одного живого существа. Покой могилы, склепа. Дориан де Бланко накинул поводья коня на нижнюю ветку векового дуба и медленно пошел к часовне, скрывавшейся в небольшой ложбине. Маленький мостик, переброшенный через ручеек, тихо скрипнул. Слабый ветерок едва заметно прошелестел в ветвях старых деревьев. Тишина.

Дориан приблизился к двери часовни и вошел внутрь. Свет проникал в помещение через единственное окно, расположенное над алтарем. Лучи заходящего солнца как раз скользнули внутрь, заливая золотом белую стену с распятием и мраморный алтарь. Тишина леса не шла ни в какое сравнение с тишиной этого места. Здесь не было пустоты, одиночества. Только покой, только единение. Дориан верил в бога искренне и непоколебимо. Здесь, в часовне, он чувствовал присутствие Всевышнего так ясно и явственно, как нигде больше. Когда-то давно, еще подростком, он нашел это место, надежно спрятанное в глубине леса, что занимал значительную часть владений виконтов де Бланко, и с тех пор приходил сюда всякий раз, когда хотел побыть… не один.

В последнее время Дориан приезжал в часовню каждый день, на закате. Теперь, когда он остался единоличным хозяином поместья, одиночество стало просто невыносимым. Дориан не жаждал общества ни в коем случае, но желал, страстно желал близости и понимания. Отец, большую часть жизни проводивший на войне или при дворе, мать, любящая, но всегда слегка отстраненная, брат… Брат. Ах, Жан-Люк! Дориан остановился перед алтарем и преклонил колени.

Их нет – ни отца, ни матери, ни брата.

Дориан зажег толстую свечу и поставил прямо на мраморную плиту. Огонек затрепетал.

Письмо, доставленное нарочным сегодня утром, лежало в кармане камзола. Эта короткая записка, всего несколько строк, выведенных мелким почерком с замысловатыми завитушками, была словно дьявольское искушение. За месяцы, прошедшие со смерти Жан-Люка, Дориан успел смириться с тем, что все безнадежно. Он не видел выхода, не видел способа все исправить. Это угнетало его, мешало спать, мешало дышать. Поместье медленно умирало, поля и леса заполняла мертвенная тишина, словно из земли выкачали всю жизнь. Замок уже не просто ветшал, а разрушался, правое крыло пришлось закрыть после того, как кусок штукатурки, отвалившийся от потолка, едва не убил горничную. Земли арендаторов превращались в болото, потому что старая система осушения пришла в полную негодность. Дома вассалов рассыпались прямо на глазах. Дориан искал выход, но не находил. Он умел терпеливо сносить невзгоды, однако сейчас терпение не могло ему помочь, требовались деньги, а их не было. Если бы Жан-Люк остановился раньше, если бы он вообще остановился… Дориан мрачно улыбнулся: смерть остановила брата, только оказалось уже поздно. Как для Жан-Люка, так и для владений виконтов де Бланко. Слишком поздно.

Дориан покачал головой, отгоняя мрачные мысли, и вознес молитву. Он не просил ничего, просто обращался к Всевышнему, как сын обращается к отцу за поддержкой. Дориан никогда не отличался нерешительностью, однако сейчас его душа хотела одного, а долг повелевал совершенно другое.

Если бы он отвечал только за себя! Если бы он был один!

Дориан закрыл лицо руками.

Он одинок, но не один. Его вассалы, его земли, его замок – это не просто собственность де Бланко. Это прежде всего ответственность и долг виконтов. Дориан это понимал, в отличие от старшего брата.

Если бы Дориан не стал виконтом де Бланко, он бы мог решать только за себя. Теперь все гораздо сложнее. Он достал письмо из кармана камзола и перечитал уже в сотый раз.

Если бы не поместье, то не пришлось бы даже отвечать на это письмо. Дориан мог бы просто жить, как живется, мог бы выбрать любой путь. Армия, колонии – что угодно. Но как виконт де Бланко он обязан подчиниться. Все его существо протестовало, вот только выбора не оставалось.

Как бы это ни было противно его душе, виконту Дориану де Бланко приходилось подчиниться. Он должен отправиться туда, где ему абсолютно не место.

Ко двору.

Версаль, Франция, 1680 год

– Король собирается устроить грандиозный праздник в конце лета. Ты знаешь об этом? – Лоретта положила вилку и внимательно взглянула на брата.

– Нет, не слышал. – Как всегда, немного хмурый по утрам, Арсен был больше занят своим завтраком, а не щебетанием сестры. – А что, это так важно?

– Разумеется! Ты бы и сам мог это понимать. – Девушка увлеченно стала рассказывать: – Говорят, будет до сотни тысяч гостей. Устроят великолепный праздник с огнем и водой. Одна из фрейлин шепнула мне, что его величество хочет порадовать таким образом супругу.

– Вряд ли супругу – скорее радость достанется госпоже де Монтеспан, – заметил Арсен. Тема его не привлекала (к праздникам шевалье де Мелиньи относился равнодушно), но ради сестры он поддержал беседу.

– Это грандиозно, как ты не можешь понять! Его величество любит королеву! – Лоретта кинула в брата долькой яблока.

Арсен небрежно поймал дольку на лету и отправил в рот.

– Его величество любит развлечения, – лениво протянул он, – его величество любит танцы. А мы собрались здесь для того, чтобы восхищаться его величеством. И неважно, в чью честь будет праздник, главное – чтобы все остались довольны и мы не поссорились с Испанией, так ведь?

– Ох, Арсен, – Лоретта покачала головой, – не вздумай произнести это прилюдно. Если тебя услышат придворные острословы…

– Пусть слушают – я верен короне, – напыщенно заявил брат. Арсен обычно не обращал внимания на праздные разговоры и еще меньше боялся, что пересуды ему повредят.

– Да, я вижу, – буркнула Лоретта. Поведение брата временами казалось ей слишком рискованным.

Из большого окна лился тяжелый солнечный свет – в июле, несмотря на близость воды, в Версале даже ранним утром было невыносимо жарко. Да и какая это вода – болота, обычные болота. Лоретта никогда не сказала бы этого вслух, но о чем размышлял его величество, избрав для строительства своей непревзойденной резиденции болотистую местность? Летом – жара и комары, зимой – нестерпимый холод и дурная вода. Однако все это забывалось, стоило выйти из небольших комнат, принадлежавших Мелиньи, и пройтись хотя бы по ближайшей галерее. Все меркло перед сиянием Версаля, перед гением людей, его творивших.

Соседство с болотами, в конце концов, можно и стерпеть. К тому же ходили слухи, что слуги короля собираются по приказу его величества местами осушить топи, местами облагородить, превратив в пруды.

Лоретта оглядела стол и поняла, что вряд ли захочет съесть что-то еще. Арсен закончил завтрак раньше ее. Девушка дотянулась до колокольчика и позвонила. Проворная горничная принялась убирать со стола, аккуратно и бережно составляя чашки и тарелки на посеребренный поднос. Ни одна посудина из тонкого фарфора не звякнула.