Наталья Павлищева - Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы

Она молчала и терпела любые оскорбления от супруга, но делала это с таким достоинством, что иностранные посланники захлебывались от восторга, описывая строгое поведение императрицы и совершенно недостойное — императора. В день своего рождения он позволил себе безобразную выходку, приказав жене передать его любовнице орден Святой Екатерины, который носить имели право только царицы и жены либо невесты наследников престола. Сама Екатерина получила его, только когда была официально обручена с Петром.

Орден Святой Екатерины на мощной груди Лизки Воронцовой означал только одно: она следующая императрица и нужно только время, чтобы это все свершилось. Екатерина даже побледнела, но в этот момент ребенок сильно толкнулся внутри, ему было тяжело в стесненном состоянии, поскольку мать сильно утягивалась, чтобы беременность не заметили, и императрица молча со спокойным достоинством выполнила приказ! Тихо ахнули все, кто присутствовал при этом.

— Ваше величество позволит мне удалиться, я плохо себя чувствую?

Все-таки Петр был смущен собственной выходкой. Как бы он ни был настроен против Екатерины, отказаться от ее советов и поддержки не мог. Еще со времени ее появления в России Петр привык по всем вопросам обращаться к Екатерине, сначала она была напарницей в играх, потом поверенной в любовных тайнах, потом управительницей и советчицей в делах Голштинии… Он оскорблял ее по любому поводу, теперь и вовсе отказываясь признавать женой, не стал советоваться в делах политических, все решив по подсказке своих новых друзей, но плакаться в жилетку все равно предпочитал ей.

Конечно, они давно были чужими людьми, но, когда ему больно или плохо или когда он в простых жизненных ситуациях не знал, что делать, на помощь снова приходила Екатерина. Вовсе не потому, что продолжала любить или ценить мужа — ей нельзя было с Петром ссориться. Пока нельзя, ребенок все еще удерживал Екатерину от решающего шага. Нет, не тот, что носил отчество Петра, а тот, что пока не рожден.

Петр разрешил супруге не просто удалиться, она сделала вид, что подвернула ногу и не может ходить. Император позволил ей не появляться на пирах и вообще не покидать своих покоев. Это было то, что нужно. К Екатерине ходили только самые близкие и преданные друзья, новости неизменно приносила Дашкова, она же сообщала о времени прихода Орловых. То ли из-за самоуверенности, то ли из-за скудоумия, то ли из-за полнейшего к жене безразличия Петр словно не замечал взаимный интерес Екатерины и Орловых. Измены жены, которую он собирался отправить в монастырь, ему были безразличны, а в возможность заговора против себя император просто не верил. Казалось, он неприкасаем!

В середине апреля, когда роды приближались, Екатерина уже совсем не выходила от себя, удалив даже большинство слуг. Петр не заходил к супруге давно, и вдруг…

— Ваше Величество… к вам Его Императорское Величество…

Голос у камеристки испуганный, глаза тоже.

Екатерина спокойно подняла на нее глаза, чуть расправила широкое черное платье, в котором ходила все эти недели, демонстрируя, что все еще в трауре:

— Чего вы испугались?

Пугаться было чего, императрица без корсета, объявив себя больной, не затягивалась, чтобы не изуродовать ребенка. Конечно, она сидела за письменным столом, в таком положении живот незаметен, но стоит встать — и все обнаружится. Господи, столько времени все скрывать и выдать на последних днях! Мало того, она почувствовала, что… начинаются схватки! Поясницу немыслимо скрутило, боль разлилась по нижней части тела и стихла. Екатерина понимала, что это только первые вестники, но сейчас легче всего было бы походить, а она даже распрямиться не может.

Но выдать себя нельзя, если Петр один, то надолго не задержится, опять небось кто-то обидел, прибежал жаловаться. У него хватало ума жаловаться жене даже на… любовницу, вернее, ее оскорбления. Лизка в выражениях не стеснялась даже в присутствии послов, она могла кричать ему в лицо: он импотент и к деторождению не способен! Послы вежливо отводили взгляды, делая вид, что не расслышали, а своим государям писали, что «ума в ней ни грана», «она похожа на трактирную служанку», «бранится как солдат, косоглаза, а при разговоре из ее рта летит слюна и исходит зловоние».

Только успела разложить платье пошире, а ногу быстро пристроить на скамеечку, подчеркивая болезнь, как в кабинет почти вбежал Петр. Екатерине стоило большого труда не показать свой испуг.

— Ваше Величество, знаете, где я был сегодня?

Ого, назвал величеством… Странно… Бровь Екатерины чуть приподнялась.

Она предлагать сесть не стала, да Петр и не был в состоянии сидеть, забегал по кабинету. Екатерина порадовалась, что изображает вывихнутую ногу, иначе пришлось бы по старой привычке вставать и бегать вместе с ним, а это погибель.

— Я был… я был… в Шлиссельбурге!

— Где?!

— В крепости! У Иоанна Антоновича!

— Зачем?

Петр остановился совсем рядом, был возбужден, даже лицо перекосило:

— Он… он законный император, понимаете?! Он, а тетка его свергла!

Снова забегал, Екатерина только успевала поворачивать за мужем голову, а еще кусать губы, потому что схватки возобновились. Он заметил, решил, что перепугалась, захохотал:

— Верно! Он государь, а не мы с вами! А ему двадцать один год…

Чтобы чуть отвлечь Петра, она поинтересовалась:

— Каков он?

Петр принялся размахивать руками:

— Высокий… худой… такой… такой… весь вот такой… а глаза, как у тетки… очень похожие… Но жуткий, как призрак…

Екатерина, несмотря на скрутившую боль, пыталась понять, чем ей это грозит, и вдруг поняла, что ничем. Если Петру придет в голову вытащить этот призрак из небытия и предъявить миру, то избавиться от двух таких императоров даже легче, чем от одного. Она знала о встрече с Иоанном Антоновичем Елизаветы Петровны, Бестужев рассказал, рассказал и то, что Иоанн Антонович не в себе, хоть и был от природы разумен, но долгие годы камерного одиночества и невозможность общения с нормальными людьми сделали из него почти идиота.

Но сейчас Екатерину интересовал не Иоанн Антонович и даже не идея Петра привлечь императора-призрака на трон, а то, как скоро уберется из ее кабинета сам Петр. Нашел время откровенничать, у Екатерины шли схватка за схваткой. Да уйдет он когда-нибудь?!

Поддерживать разговор нельзя, иначе выпроводить мужа удастся не скоро, не рожать же прямо при нем. И все равно Екатерина невольно тихонько застонала, Петр остановился, изумленно глядя на супругу:

— Что?

— У меня сегодня невыносимо болит голова… и нога… Пыталась встать и вот снова подвернула.

Он немного постоял, почти презрительно глядя на жену, потом фыркнул: