Ирена Гарда - Мессалина. Трагедия императрицы

А Силий увлек свою венценосную возлюбленную на маленькую потайную полянку между кустами мирта, где они могли предаться любви, не боясь быть застигнутыми случайными прохожими.

Несколько часов ласк и объятий пролетели как одно мгновение, но, наконец, пресытившись любовью, они поднялись с земли и, осторожно покинув убежище, отправились на прогулку по саду, точно случайно встретившиеся добрые знакомые.

— Ну, и как дела во дворце? Что поделывает твой супруг? — поинтересовался вдруг Силий, любуясь ее затейливой прической, в которую были вплетены жемчуг и ярко-красная лента.

Мессалина хотела ответить, что, мол, все хорошо, но, посмотрев в участливое лицо своего возлюбленного, сделала то, чего не позволяла себе даже в разговорах с матерью, а именно: начала сбивчиво рассказывать обо всех чудачествах мужа, которым не было числа.

— За что не берется, все у него получается — хуже не придумаешь. Целыми днями сидит в курии, разбирая всяческие склоки. Да ладно, пусть бы тешился, так ведь от этого один позор получается. Ты не поверишь, но дошло до того, что один грек обозвал его «стариком» и «дураком», а некий всадник, не помню, как его зовут, швырнул ему в лицо грифель и таблички, да так ловко, что разбил Клавдию лицо, и нам потом пришлось потрудиться, чтобы унять кровь. То же самое на гладиаторских играх: то шутит так, что у всех от скуки скулы сводит, то ведет себя так, будто родился в Субуре — считает вместе со всеми призовые деньги гладиаторов, называет зрителей «хозяевами». Разве можно, пусть даже в шутку, говорить такие слова римскому плебсу? Триумфальные украшения раздает так щедро, что в государстве скоро не останется ни одного свободнорожденного, не имеющего этих цацек. Недавно от легионов даже письмо пришло, чтобы легатам консульского звания сразу при назначении на должность давали триумфальные украшения. Мол, все равно получат, так хоть не полезут в какую-нибудь войну, чтобы их заработать. А уж своих вольноотпущенников этот тюфяк слушает так, будто они оракулы какие-то. Особенно Палланта ненавижу. Он самый хитрый, злопамятный и изворотливый. Боюсь, что когда-нибудь он устроит мне большую гадость. Нарцисс тоже еще тот змееныш, но он хоть не труслив и обычно говорит то, что думает. А Паллант — молчун. В глаза улыбается, а за спиной нож точит…

— Ну уж и точит! — мягко усмехнулся Силий, переводя взгляд на порозовевшее от возбуждения лицо своей подруги. — Мне кажется, ты переоцениваешь возможности этого человека. В конце концов, он всего лишь вольноотпущенник, вчерашний раб.

В глазах Мессалины мелькнула почти материнская жалость. Ну почему все красавцы такие недалекие? Даже этот, бывший в ее глазах полубогом, не замечает очевидные вещи! Впрочем, ему простительно: мальчик не так часто бывал во дворце и не успел пропитаться ядом маниакальной подозрительности, который источали его стены.

— Этот вчерашний раб взял над моим мужем такую силу, что Клавдий ничего не делает, не посоветовавшись с ним, — мягко заметила она. — А если учесть, что, как говорят, он спит с Агриппиной, то их союз стал слишком опасным. Проклятая баба ненавидит меня даже больше, чем Паллант. И, к сожалению, я не могу с ними бороться. Агриппина каким-то чудом умудрилась внушить Клавдию, что восхищается его талантом и мужскими качествами, и этот старый индюк буквально тает при ее появлении. Просто не знаю, что с ними поделать…

— Забудь о них. — Как бы случайно мужская рука скользнула по ее бедру, вызывая дрожь. — Главное, что мы вместе, и с этим они ничего не смогут поделать.

— Хотелось бы мне тебе верить, — грустно улыбнулась императрица, забывая под его взглядом обо всех своих опасениях.

А Силий уже плел венок из сорванных фиалок, которым увенчал голову своей возлюбленной.

— Они чудно подходят к твоим глазам, — жарко шепнул он ней на ухо, обдавая шею теплом своего дыхания, и Мессалина подумала о том, что ради этого мгновения она жила всю свою жизнь.

Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Мессалины, если бы Клавдию не захотелось примерить на себя доспехи полководца. Возможно, повстречавшись некоторое время с Силием, она бы оставила его ради другого мужчины или вернулась на супружеское ложе, изгнав из головы мужа любые помыслы об Агриппине, но словно сама судьба толкала ее в объятия молодого патриция.

Собрав четыре легиона и вспомогательные войска, Клавдий двинулся на север в Британию, оставив супругу дома и тем самым толкнув ее в объятия Гая Силия. Почувствовав свободу, Мессалина кинулась в омут страсти с головой, позволяя ему все глубже затягивать себя в свою воронку. Пиры, пикники и посещения театров следовали друг за другом с головокружительной скоростью. Забыв обо всем, она была готова отдать любовнику весь мир. Еще недавно небогатый и не очень известный, патриций волею судьбы вознесся на головокружительную высоту. К его услугам было все: деньги, власть, красивые безделушки из дворца, которые плавно перекочевали в его дом.

Поздно спохватившаяся Юния Силана ничего не могла поделать с супругом. Слезы, истерики, угрозы и мольбы оставляли его равнодушным, и, испробовав все способы вернуть мужа в лоно семьи, бедная женщина смирилась с неизбежным.

Но Мессалина не желала делить своего любовника даже с номинальной супругой. Одна мысль о том, что Юния Силана может претендовать на ласки Силия, сводила ее с ума, и, сгорая от ревности, императрица категорически потребовала от своего любовника, чтобы тот развелся с женой. Испуганный угрозой скандала, Силий попытался уговорить свою венценосную возлюбленную отказаться от этой мысли, но Мессалина не желала ничего слышать о продолжении союза ее любимого с какой-либо женщиной.

Ссоры следовали одна за другой, когда пришло сообщение о триумфальном возвращении императора. Рим ликовал! И как было не прийти в восторг, если Клавдию покорилась Британия, с которой не мог справиться даже Юлий Цезарь! Еще недавно непопулярного принцепса превозносили на все лады, сравнивая его деяния с делами божественного Юлия и не менее божественного Августа. Даже Мессалина, поддавшись всеобщему ажиотажу, подумала, что ее супруг не так плох, как ей казалось, и что, возможно, ей следует быть к нему более внимательной. Настал черед Силию ревновать свою подругу, что он и делал, изводя ее капризами и нежными попреками.

Явившийся вскоре в Рим гордый победой Клавдий первым делом устроил свое триумфальное шествие. Вопреки традиции, Мессалина также приняла участие в триумфе мужа, следуя непосредственно за его колесницей в открытой повозке, а уже за ней шли прославленные военачальники Рима. Квирины засыпали триумфатора цветами, и императрица сияла от счастья, слыша приветственные крики, слившиеся в веселый гомон, распугавший привычных ко всему городских воробьев.