Анастасия Туманова - Полынь – сухие слёзы

– Да-а, брат… бурная у тебя, однако, жизнь. Вот тебе и провинция! Ну что ж, грамотей, пошли в дом. Где, говоришь, папенька изволят быть?

Вечером Никита не мог заснуть. Молча лежал в своей комнатке, залитой голубоватым светом луны, стоящей прямо в окне, и прислушивался к разговору за стеной. Молодой, сердитый голос брата резко выговаривал:

– Что это значит, отец, я, право, не понимаю! Что тут творится у вас?! Никита совершенно дикий! Даже крестьянские мальчишки в его годы хоть чему-то обучены дьячком, а он мне изволит рассказывать «За церковным перелазом»! Почему вы не предприняли ничего для его образования, почему не взяли гувернантки, учителя?! Почему он болтается, как бродяжка, целыми днями один по селу? Он чуть не помер этой весной, – а вы мне даже не написали! Его чуть было не увезли цыгане, – а вы, я убеждён, об этом и не знали! Слава богу, они выкинули его из телеги под Тришкином, а если бы нет?! Что, я угадал, вы об этом приключении даже не слышали?! Хорошо же вы заняты вашим сыном!

– Но, Аркаша, помилуй, что ты такое говоришь… – послышался голос отца, и Никита безмерно удивился: никогда он не слышал у грозного, неприступного папеньки такого робкого, жалкого, умоляющего голоса. – Ты же знаешь, как мы стеснены в средствах… Я целыми днями занят на работах, рук не покладаю, не сплю ночами, считаю каждый грош, чтобы содержать тебя в полку, и…

– Я вам благодарен всей душой!!! Но вы, кажется, изволили напрочь забыть, что у вас есть ещё один сын! И что он тоже нуждается в вашей заботе! И что ему нужно получать образование и…

– Аркадий, милый, какое образование? У нас едва хватило средств…

– Отдать в корпус! – загремел Аркадий. – И не говорите мне, что денег нет! Найдите! Продайте Рассохино, лес за Вострином, что угодно! Да ведь его могут взять на казённый счёт, нужно только подать прошение, при дворе, я уверен, помнят ваши заслуги! Да что уж тут говорить о корпусе, если вы его даже грамоте выучить не удосужились! У деревенского дьячка, чёрт возьми!!!

– Аркадий, не забывайся, я твой отец! – опомнившись, повысил голос полковник.

– Никитке вы тоже отец! – не спасовал Аркадий. – И не вспоминали об этом, кажется, все одиннадцать лет! Да вы же сами могли хотя бы обучить его азбуке! Вместо этого он всю зиму просидел в мужицкой избе среди цыган! И выучился лишь драться, рассказывать глупые стихи и нюхать у коней под хвостами! А вы… вы… Чёр-р-р-рт!!!

Воцарилась тишина, перебиваемая лишь громкими, злыми шагами по комнате, от которых сотрясались, казалось, стены. Никита, дрожа от страха, сжался под одеялом и зажмурился, уверенный, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Да… отец выгонит Аркадия из дому, проклянёт, лишит наследства, а его, Никиту, просто убьёт за то, что тот осмелился нажаловаться старшему брату. Но, к его изумлению, отец молчал. Смолкли и шаги Аркадия. И, наконец, снова послышался робкий, виноватый голос старшего Закатова:

– Аркадий… Аркаша, ты прав, разумеется… Я, верно, должен был подумать… Но…

– Так значит, корпус? – жёстко перебил его Аркадий.

– Аркаша, но как же?.. Ведь экзамены… Ты сам только что говорил: Никита неграмотен… Я, разумеется, могу поднять старые знакомства, обратиться к Марье Прокофьевне, к графу Браницкому…

– Вот и обратитесь! Лучше поздно, чем никогда. – Некоторое время Аркадий молчал, вышагивая по комнате. – Я же, со своей стороны, займусь Никитой. Времени, конечно, маловато, но хоть грамоте постараемся обучить, а там видно будет. Ох, отец, как же вы могли…

Дальнейших слов брата Никита не услышал, потому что в виски словно ударило обухом. Он выскочил из-под одеяла, босиком пробежал по голубой от лунного света комнате к окну, перевесился через подоконник в сад, жадно вдыхая всей грудью свежий, пахнущий цветами ночной воздух. «Я выучусь… поступлю в корпус…» – изумлённо думал мальчик – и не чувствовал при этом никакой радости, только бесконечное изумление и испуг. Луна ушла за крышу сарая, и комната погрузилась в темноту. Никита вернулся в постель, накрылся с головой одеялом и уснул.

Он так никогда и не узнал, что побудило Аркадия столь решительно заняться его судьбой. Но красавец гусар сдержал своё обещание и весь отпуск потратил на занятия с братом. Теперь утро целиком посвящалось занятиям азбукой, арифметике, французскому и немецкому языкам и Закону Божьему. Книги были куплены в уездном городе. Никита, у которого до сих пор не было ни одной книжки, относился к ним со страшным почтением и часами мог разглядывать, бережно перебирая жёсткие, ещё новые страницы. Грамота далась ему неожиданно легко: то ли Аркадий оказался способным педагогом, то ли Никита – старательным учеником. Его не столько тянуло оказаться в неведомом корпусе (в душе он был непоколебимо уверен, что не выдержит экзамена), сколько всеми силами хотелось угодить старшему брату. Впрочем, это было нетрудно: Аркадий никогда не сердился и не повышал голоса, терпеливо, не выходя из себя, объяснял буквы и цифры, иногда хохотал, звонко и откровенно, когда Никита, весь потный и красный от натуги, прочитывал какое-нибудь «толцыте и обрящете»:

– Ты, брат, будто баржу против течения тянешь! Не пыхти, передохни! У тебя и так отлично получается, просто шармант! В жизни не думал, что возможно за десять дней выучиться азбуке! Что значит наследственные закатовские мозги! Купаться тебя не отпустить ли?

Но об этом Никита и помыслить не смел. Впрочем, Аркадий не мучил его сверх меры и, отзанимавшись с братишкой два-три часа по утрам, отпускал его на свободу до послеобеденного времени, которое было отведено для самостоятельного чтения.

Никита искренне был благодарен брату, который не пожалел на него своего отпускного времени. Но близки они с Аркадием так и не стали: слишком велика была разница в возрасте и слишком мало времени они проводили вместе. Это были отношения не родных братьев, а учителя с учеником. История с Настей уже была стёрта в воспоминаниях Никиты, он едва помнил, какую роль в ней играл Аркадий, но какая-то горькая, непонятная обида на старшего брата до сих пор крошечной занозой сидела в сердце. И Никита по-прежнему говорил Аркадию «вы» и не искал его общества.

Чуда, впрочем, не произошло: подготовить Никиту в корпус за неполный месяц не получилось. Он выучился под началом брата грамоте, четырём действиям арифметики, азам французского и немецкого языков – и только.

– Ничего, брат, не грусти, – утешал Аркадий. – На будущий год поступишь непременно, уж в этом я тебе ручаюсь. Тобой тут всерьёз займётся Амалия Казимировна, я уже разговаривал с ней. Я уверен, она подготовит тебя в корпус превосходно. Только старайся, не балбесничай и прочти всё то, что я тебе советовал. Книги я вышлю тебе из Петербурга.