Анастасия Туманова - Душа так просится к тебе

— Она умерла, это правда? — быстро перебила его Софья.

— Да. Отравилась мышьяком.

— Господи, бедная, как же так… — Софья закрыла лицо руками. — Кто же мог подумать… Она отравилась… из-за вас?

— Маша была безнадежно больна, — помолчав, тяжело произнес Черменский. — Может быть, это было даже лучше для нее… Как это письмо попало к вам?

— Маша отдала… Сказала, что его прислали мне вы, что она вскрыла письмо из любопытства, а конверт потом потеряла… Объяснила, что не отдала его сразу, чтобы не расстраивать меня зря… Я ведь ничего не знала о вас с ней, Владимир Дмитрич… Не подумайте, что я осуждаю, вы имели право, вы мужчина, вы были свободны, но я… — Софья говорила и пристально, не отрываясь смотрела в светлые серые глаза на темном от загара лице напротив. Сколько лет она мечтала об этом — просто смотреть не отрываясь, долго-долго, пока хватит сил…

— Отчего же вы поверили ей?

— Оттого, что я не получала ваших писем! Оттого, что вы не приезжали! Оттого, что Федор… И Маша… Впрочем, вы сами всё знаете… И я хотела бы, прежде чем вы уедете…

— Вы согласны стать моей женой? — быстро спросил Черменский, беря Софью за обе руки и прерывая этим бессвязный, сумбурный поток слов. Болотная зелень погибельных русалочьих глаз плеснула, казалось, прямо ему в лицо, и, как от крепкого вина, разом закружилась голова.

— Да. Да, да, — сразу же ответила она. Улыбнулась. И заплакала.

— Дмитрич, вот знаешь чего, свинство это! — вдруг послышался мрачный вывод, и над перроном появилась встрепанная голова Северьяна. Через мгновение и сам он, взъерошенный и злой, стоял рядом с Владимиром и Софьей.

— Здрасьте, Софья Николавна, явились, слава господу… Дмитрич, у меня ведь годы уж не те, чтоб на всем ходу с поезда за тобой сигать! Ты-то хоть на перрон успел, а я — прямо под откос, так кубарьком и покатился!

— Скажите на милость! — изумился Владимир. — Годы свои он считать начал! Сразу видно — собрался жениться!

— Не дождетесь, и не надейтесь! — огрызнулся Северьян. — А Наталья, промежду прочим, тож за мной следом прыгнула! И с узлами, и с корзиной своей!

— Да вы что, рехнулись? — Владимир сразу перестал улыбаться и растерянно посмотрел на Северьяна. — Куда же она прыгнула? С ее-то брюхом?! Сумасшедшая, право, что ж теперь будет… Ты хоть ловил?!

— Какое! Самого бы кто словил! Опомниться не успел, а она уж следом под откос катится с корзинкой в обнимку и верещит… Да вон уже она сама лезет, дурища! Скинет теперь, как бог свят!

Из-за края перрона действительно появилась рыжая простоволосая голова со съехавшим на шею платком. Владимир и Северьян не сговариваясь подскочили и втянули на перрон пыхтящую как паровоз Наталью, так и не выпустившую из рук ни корзинки, ни узла.

— Да что же… это… такое?! — накинулась на мужчин она, едва обретя почву под ногами. — Владимир Дмитрич! Северьян Дмитрич! Вы чего это вздумали на ходу с машины прыгать? А ежли б я не поспела за вами-то?!

— Доехала бы, дура, до Смоленска одна, как барыня, только и всего! А ты чего, фармазонка, вытворила?! — разорался Северьянна весь вокзал. Владимир, увидев его побелевшие скулы, на всякий случай положил руку другу на плечо, но тот не обратил на это ни малейшего внимания. — Ну, говори, чего там пузо-то твое? Дите еще живое? Не придавила? Не ударила?! Аспидка! Холера крымская! Вот только учуди мне еще раз такое, косу на руку намотаю да вожжами отхожу!

— Господь с вами, Северьян Дмитрич, что нам с пузом-то сделается… — преспокойно отмахнулась Наташка. Она степенно, словно минуту назад не прыгала под откос из набиравшего ход состава, поправила платок, огладила живот и с интересом оглядела стоящую рядом с Черменским Софью. Та, в свою очередь, испуганно смотрела на ее живот, и Наташка снисходительно пояснила: — Вот коли б два месяца назад такая оказия случилась, обеспокоиться можно было бы, а чичас ничего с ним не сделается, потому большой уже и держится крепко… Уж мы-то знаем-с, не впервой, поди. Доброго здоровьичка, барышня.

— Наталья, знакомься, это моя невеста, Софья Николаевна Грешнева, — улыбаясь, сказал Владимир.

Наташка перевела внимательный взгляд с него на Софью, подумала о чем-то — и улыбнулась.

— Так это из-за вас, барышня, мы все с машины-то попрыгали? И что ж нам теперича делать? Следушшая только завтрева пойдет… А еще и дождичком кропит.

Софья посмотрела на Владимира. Чувствуя, как бегут по лицу струйки теплого дождя, задумчиво отозвалась:

— Я, собственно, собиралась вас пригласить на генеральную репетицию «Онегина» в половцевской «Домашней опере»…

— Что ж… тогда пойдем все вместе в театр! — решил Владимир.

Северьян закатил глаза и сел прямо на мокрый перрон, обхватив голову руками. Наталья тихо рассмеялась и, усевшись в лужу рядом, начала что-то чуть слышно втолковывать ему на ухо. А Софья стояла перед Владимиром, смотрела и смотрела в серые глаза, которые были теперь так близко, думала о том, что, наверное, это навсегда, и о том, что он еще ни разу, никогда в жизни не целовал ее. И Владимир, словно почувствовав ее мысли, бережно привлек Софью к себе и взял в мокрые ладони ее лицо. В ту минуту вдруг ударил такой раскат грома, что Наташка тоненько взвизгнула, а Северьян чертыхнулся. Голубая вспышка молнии осветила молодую зелень берез, растущих вдоль насыпи, с новой силой хлынул ливень, и из-за всего этого Софья даже не смогла понять, был он только что или нет — этот поцелуй.

Простонародное название сифилиса.