Анна Рэндол - Тайна ее поцелуя

— Вот и хорошо.

Тоже улыбнувшись, Мари положила ему на тарелку всего понемножку. Затаив дыхание, она смотрела, как он поднес ко рту вилку, чтобы попробовать заправленного специями салата.

Его лицо не выдавало ощущений. Он пожевал и проглотил. Потом вдруг кашлянул и сделал большой глоток из своей фляги. После чего пробормотал:

— В общем… не смертельно.

Мари снова улыбнулась и ответила:

— Не моя вина, что у британцев такие слабые желудки.

Он зацепил вилкой еще немного салата.

— Что ж, тогда я вынужден съесть все это, чтобы поддержать честь Англии. А вы, мисс, между прочим, еще и британка, не забывайте.

Мари машинально разломала свою лепешку на мелкие кусочки. Возможно, она могла бы считаться британкой, но сердцем… Девушка со вздохом пожала плечами.

Беннет в задумчивости пробормотал:

— А знаете, не так уж плохо… Вполне съедобно, если привыкнешь.

Мари мысленно улыбнулась и, прислонившись к дереву, закрыла глаза. Ей очень хотелось думать, что ему нравится сидеть здесь с ней. Возможно, она могла бы даже убедить себя в том, что ему захочется снова ее поцеловать. А затем уложить на благоухающую постель из листьев… и овладеть ею.

При этих мыслях восхитительные образы проплывали перед прикрытыми веками глазами Мари. И ей уже казалось, что Беннет вот-вот обнимет ее и крепко прижмет к себе. И на этот раз она не станет пытаться что-либо доказывать ему, а просто будет наслаждаться своими ощущениями. А затем она будет, она будет…

Тихонько вздохнув, Мари открыла глаза и увидела, что Беннет внимательно смотрит на нее. И во взгляде его было едва сдерживаемое желание.

Тут он медленно потянулся к ней и попытался развязать ленты ее шляпки.

— Если вы собираетесь поспать, мне не хотелось бы, чтобы вы помяли вашу шляпу. Почему вы сегодня в английской одежде?

Мари несколько раз сглотнула, чтобы ее слова прозвучали естественно:

— Выбор одежды зависит от моих планов. Если я в городе, то одеваюсь так, чтобы раствориться в толпе. Но за городом, как сейчас, лучше всего выделяться как можно больше. Турки думают, что все англичане — безумные, и они верят, что я просто ловлю бабочек. Так я и отвечу, если меня вдруг спросят, чем я занимаюсь.

— А раньше вас останавливали?

— Да, дважды. Но я отвечала, что должна найти один редкий экземпляр, чтобы закончить мою книгу. — Мари захлопала ресницами с самым легкомысленным видом. — Теперь понимаете?

В его глазах вдруг промелькнуло восхищение. Возможно, он понял, что она не безнадежная тупица. От этой мысли на сердце у нее потеплело, но она тут же подумала: «Значит, до сих пор он считал меня идиоткой?»

Что ж, очень может быть, что Беннет отчасти прав. Ведь факт, что вчера кто-то следил за ней, не так ли?

Целую неделю после Чорлу она была напряжена, вздрагивала при каждом звуке и не выходила из своих комнат. Но прошел месяц, ничего больше не происходило, и она расслабилась. Почти убедила себя в том, что это был просто несчастный случай. Однако сейчас все выглядело иначе…

Было очевидно: кто-то за ней следил. И вполне вероятно, что следил тот же человек, который стрелял в нее. Но если так…

Мари невольно вздрогнула.

Ох, наверное, ей надо покончить со всем этим. Ведь если она прекратит работать на британцев, ни у кого не будет причин интересоваться ею. Да-да, она заявит, что отказывается делать рисунки. И таким образом одним махом избавится от опасности и от Беннета. Наверное, именно так ей и следовало поступить с самого начала.

А потом она найдет и другие способы помочь грекам. Она сможет помогать им, не подвергая опасности других людей и не презирая себя за то, что уступила требованиям шантажистов.

Беннет осторожно потянул ленту шляпы и отвлек ее от этих мыслей.

— Раз уж мы оказались в тени, насладитесь этим ветерком, Мари.

Ее волосы тут же рассыпались по плечам, и она машинально провела по ним рукой, как бы в поисках шпилек.

— Оставьте как есть, Мари. На них стоит посмотреть.

Он никак не мог бы узнать, что волосы для нее — очень чувствительная тема. «Ведьмины волосы» — так называла их ее тетка Ларвиния. И она с гордостью говорила, что такие же волосы были и у ее матери.

Мари отогнала эти мысли. Но почему-то она не могла посмотреть Беннету в глаза, чтобы убедиться, что он не шутит, не смеется над ней. Вчера она положила его глупые слова о ее волосах в тайный уголок своего сердца. И ей очень хотелось верить, что он действительно восхищался ее волосами.

Он отвел локон от ее лица.

— Мари, если бы мы не играли в роман, то это было бы очень смело с моей стороны, а так… Впрочем, это и сейчас довольно смело, — сказал он, пропуская ее прядь между пальцами. — Но если бы я дотронулся до заманчивой ямочки на вашей шее, тогда вы почувствовали бы себя оскорбленной, верно?

Она тихо прошептала:

— За такое вы могли бы получить пощечину.

Рука Мари вдруг словно сама собой потянулась к лицу майора, и пальцы коснулись его подбородка, где уже начала пробиваться щетина.

Беннет изобразил удивление:

— Пощечину? Правда? О, я и не подозревал, что ухаживаю за такой скромницей.

Мари фыркнула и пробурчала:

— Говорите, скромница? Нет, разумеется.

Губы Беннета расплылись в улыбке, и Мари невольно им залюбовалась; ей хотелось запомнить каждую его черточку.

Тут он вдруг лизнул ее палец, и Мари, ахнув, отдернула руку от его лица. А он усмехнулся и спросил:

— Для вас это был шок? Не ожидали, да?

— А что, если окажется, что вы ухаживаете за распутной женщиной?

Мари не думала о том, как прозвучат эти ее слова, но уже одно то, что она смогла произнести их, казалось чудом.

Осмелев, она развязала узел его шейного платка. А он заявил:

— Ваше распутство имело бы свои преимущества.

Дрожащими руками она расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке. Сердце Беннета гулко стучало под ее пальцами, и она прижала ладонь к его груди. А потом вдруг качнулась к нему, словно увлекаемая какой-то неведомой силой, которой не могла противостоять, и поцеловала его в шею. Он содрогнулся, и Мари всем телом — до кончиков пальцев на ногах — почувствовала это. Теперь она уже не сомневалась: Беннет получал удовольствие от ее прикосновений. Желая дать ему как можно больше, она снова его поцеловала, на сей раз — в грудь.

Шумно выдохнув, он проговорил:

— Скромница вы или распутница, но вы, без сомнения, дали бы мне пощечину, если бы я прижался губами к вашей груди.

Он провел пальцем по вырезу ее декольте, но не сделал ни одного движения, чтобы выполнить свою «угрозу».

— А что, если я попрошу что-то взамен? — спросила Мари.

Он с печальной улыбкой опустил руку.

— Полагаю, что пощечина была бы с вашей стороны правильным поступком.