Анна Рэндол - Тайна ее поцелуя

— Полагаю, после некоторого убеждения он все же заговорит. Эти местные страшно упрямы…

Беннет отрицательно покачал головой. Ему очень не хотелось применять пытки.

— Заприте его, — сказал майор. — Может, к утру он захочет поговорить.

Посол тут же позвал двух рослых слуг, и те схватили Абдуллу за плечи. Но он вырвался и бросился к Беннету.

— Держите его, дураки! — приказал Даллер.

Беннет отступил в сторону, и пленник рухнул на ковер.

Слуги тотчас схватили его, и Абдулла возобновил свои крики, хотя в его словах теперь было больше страха, чем гнева. Правда, в некоторых его выкриках четко слышалось имя посла.

Когда Абдуллу увели, Даллер усмехнулся и проговорил:

— Думаю, что его обвинения просто абсурдны. Значит, попытаемся еще раз утром?

— Да, я хочу привлечь к допросу Абингтона.

Беннет посмотрел на стоявшие на камине золоченые часы. Скоро Мари должна была вернуться со своего празднества, и тогда можно было бы послать за Абингтоном.

— А Абингтон сейчас в городе? — спросил Даллер.

Беннет кивнул:

— Да, сейчас он здесь.

— Ну, тогда все в порядке, — отозвался посол.

Беннет понимал, что допрос мог задержать их с Мари отъезд в Вурт, но он хотел, чтобы она была в безопасности, когда он уедет.

Майор ушел в свою комнату и начал собирать вещи и кое-какие припасы для своей последней миссии. Еще никогда, даже во время военных кампаний, он так не нагружался, но ему хотелось обеспечить Мари в этом путешествии хоть какими-то удобствами.

Внезапно кто-то постучал в дверь. Прежде чем открыть, Беннет убрал дорожный мешок подальше.

За дверью стояла молодая горничная с широко раскрытыми глазами.

— Ваш арестант, сэр… Он повесился, — пролепетала девушка.

«К несчастью, он был еще и евнухом!» — закончила свой рассказ старуха.

Все рассмеялись веселой истории, что рассказала пожилая женщина. Подобные разговоры якобы должны были помочь невесте развеять страхи перед брачной ночью, хотя простое объяснение, по мнению Мари, подействовало бы намного лучше, чем грубые шутки и намеки.

Мари ужасно захотелось снова глянуть через плечо, чтобы посмотреть, не прибыл ли какой-нибудь посыльный. Поймал ли Беннет человека, следившего за ней? Она уже в сотый раз напомнила себе, что этот план был задуман самим майором, а она, Мари, участвовала в его осуществлении только как приманка. Но все равно ее глаза то и дело поглядывали на дверь.

Нет, опять ничего.

А что, если Беннет ранен?

Стараясь скрыть свое беспокойство, Мари принялась набивать хной бумажную трубочку. Когда же она закончила рисовать последний листочек на ладони Сейды, руки у нее были холодные как лед.

Мари вздохнула и отошла в сторону, а сияющая Фатима вложила две золотые монеты в покрытые хной руки невесты. Изящно поведя плечом, она заявила:

— Это на пользу нашей Сейде. Когда все увидят мою щедрость, то почувствуют желание дать еще больше.

Мари с беспокойством посмотрела на мать Сейды.

— Но некоторые не имеют возможности дать больше.

Проследив за взглядом кузины, Фатима снова улыбнулась:

— О, я и ей дала золота, чтобы она вложила его в руку дочери. Я не могу допустить, чтобы моя родственница выглядела нищей.

Мари сокрушенно покачала головой. У Фатимы бывали вспышки человеколюбия, если только их не гасил ее эгоизм.

Тут и другие женщины начали накладывать монеты разного достоинства в руки Сейды, а также в специальные шелковые мешочки, стоявшие на столе рядом с невестой.

А через несколько минут в комнату вошли женщины-музыканты, и скоро воздух задрожал от боя барабанов и пронзительных звуков дудок.

Фатима тотчас вскочила на ноги и начала танцевать; она кружилась по комнате с необычайной грацией, которой Мари всегда немного завидовала.

— Давай, Сейда, и ты потанцуй. — Мари положила руку на плечо подруги. — И не забывай: чем больше ты разгорячишься, тем темнее станет мазь.

— А как же вы, Мари? — спросила Фатима. — Разве вы не будете танцевать?

— Ох, не знаю… — пробормотала девушка.

Но Фатима тут же вытащила ее в центр комнаты, затем предложила и другим женщинам присоединиться к ним.

В прошлом Мари любила традиционные гаремные танцы. Она знала, что в некоторых случаях они воспроизводили главнейший послесвадебный «обряд», но не сознавала, что они в точности повторяли движения этого «обряда». Но сейчас на нее вдруг нахлынули воспоминания о том наслаждении, которое она испытывала при ласках Беннета.

Танец вела Фатима, а Мари лишь следовала ритму. Что бы подумал Беннет, если б она так танцевала для него? И как долго он позволил бы ей танцевать, прежде чем привлечь к себе?

Фатима стала двигаться медленнее. И вдруг, прищурившись, сказала:

— А вы танцуете лучше, чем раньше.

Мари вздрогнула и споткнулась. Затем быстренько пробралась между женщинами — подальше от Фатимы — и шумно выдохнула, прижимая ладони к разгоревшимся щекам. Она и в дальнейшем старалась держаться подальше от Фатимы, так как чувствовала: той очень хотелось расспросить ее о майоре.

Вечер заканчивался, и женщины неторопливо расходились, прощаясь с хозяевами. Наконец в комнате вместе с Мари остались лишь Сейда, ее мать и Фатима.

Молоденькая невеста сняла свою красную фату, и ее бледное лицо озарилось улыбкой, когда она воскликнула:

— Давайте посмотрим, буду ли я счастливой!

Мари взяла шелковые мешочки и вместе с Сейдой рассыпала по столу монеты, которые дарили девушке гостьи, выражавшие таким образом свои добрые пожелания.

Очищая от хны некоторые монеты, Фатима заметила:

— Неплохая сумма. Однако тут меньше, чем получила я. Но этого и следовало ожидать. И действительно, нельзя было ожидать, что вам дадут больше, чем мне. К счастью, Сейда, я могу позволить тебе пожить в моем доме, чтобы вы могли сэкономить на расходах.

Улыбка исчезла с лица девушки, а ее мать чуть покраснела.

Мари с гневом взглянула на Фатиму. Та могла бы быть и еще богаче, но ей в любом случае следовало быть поскромнее.

— Возможно, милая Сейда нуждается вовсе не в той удаче, которую приносят деньги, — проговорила Мари.

Сейда с благодарностью улыбнулась Мари, а ее мать все с тем же усердием очищала монеты. И молчала.

Мари прикусила губу. Наверное, ей не следовало раскрывать рот. Ведь семья Сейды полностью зависела от Фатимы и ее мужа, и им не надо было злить ее и раздражать.

Взяв Сейду за руку, Мари осторожно смахнула с нее хну, и вскоре проявился рисунок.

Мари с облегчением вздохнула — он был ярко-оранжевым, как и следовало.

Сейда же захихикала от восторга и обняла подругу. А мать подняла голову и поцеловала дочь в щеку.

И даже Фатима улыбнулась и заметила: