Дебора Джонс - Мальтийская звезда

Ему невыносима была мысль, что она может носить в своем чреве его ребенка.

Поморщившись, Северин быстро отогнал от себя эту мысль. Он натянул начищенные до блеска сапоги и пристегнул к ним сияющие золотые шпоры. И снова причесался. Он попытался занять свои мысли деталями грозящих ему перемен, чтобы не думать о том, чем грозят ему эти перемены. Женитьба…

Он не представлял, что это такое. Единственный брак, свидетелем которого он был, – это брак его родителей, но он был слишком мал, когда мать их оставила. Он совсем не помнил ее. У него не было даже уверенности, что его сумасбродные и эгоистичные родители оформили брак должным образом, освятив его в церкви. Брак, освященный церковью. То, что ожидало его сейчас.

Не в пример своим родителям, Северин собирался хранить верность женщине, на которой он женится. А это означало, что венчание будет правильным, а значит, и сам брак будет правильным. Он отказался взять Аликс, когда она предлагала ему себя, потому что она тогда еще не была его женой. Но скоро будет, А это значит, что он сегодня же уложит леди Аликс в постель.

– Но не в эту же, – сказал он себе с некоторой долей паники.

Конечно, не может быть и речи о том, чтобы просить помощи у де Гини. Сама эта идея вызвала у Северина смех. Спор между герцогом и его братом долго раздавался в ночи. Де Гини был снова унижен герцогом, и если он появится на венчании, то против своей воли. О сотрудничестве с ним тоже говорить не, приходится. Сэр Ланселот никогда на это не пойдет. Но он сейчас полновластный хозяин замка. Наконец-то он отхватил жирный кусок. И, несмотря на то, что он бастард, он все же состоит в кровном родстве с герцогом. Тот может унижать его сколько угодно, но никогда не допустит, чтобы это делали другие.

Ему придется самому искать место в этом огромном, переполненном людьми замке, чтобы уложить в постель свою жену. Или ему придется обойтись без нее.

Но тут он вспомнил о нежном изгибе ее шеи и пульсирующей на ней жилке. Вспомнил он и олененка, лизавшего соль с ее руки, когда они вместе стояли в белом безмолвии. И он снова почувствовал запах роз.

– Отправляйся искать постель, – приказал он себе и зашагал к двери.

Под его ногами взвихрялись сухие листья чабреца, золотые шпоры звенели, ударяясь о каменные плиты пола.

Аликс осмотрела себя в маленький кусочек посеребренного стекла, служившего ей зеркалом. Она не была довольна тем, что увидела. Она была одета в платье из тяжелой парчи черного цвета, без всякого бисера или меховой оторочки. На ней были простые деревянные башмаки, которые едва выглядывали из-под юбки. Она распустила свои золотистые волосы, но спрятала их под черной кружевной вуалью.

Ни одна монахиня не придралась бы к ее платью. Одна только Аликс знала его правду. Платье было достаточно приличным, с лифом, облегавшим грудь и расширяющимся вниз от талии, но парчу, из которой оно было сшито, едва ли молено было назвать мрачной. Ткань была соткана из шелковых ниток и окрашена опытной рукой красильщика из Ломбардии. Даже при слабом свете раннего утра Аликс видела блики, играющие в складках. Они вспыхивали темно-голубым, насыщенным красным и даже коричневым, как кора дерева, в зависимости от освещения. Аликс это нравилось. Но самым главным было то, что это платье подарили ей ее родители. В эту покупку не было вложено ни копейки из денег Робера де Мереье.

Не выбирал он для нее и маленькие золотистого цвета деревянные башмачки. Она выбрала и купила их сама, когда по дороге с Востока они остановились в Венеции, чтобы засвидетельствовать свое почтение правящему там дожу. Ее мать назвала ей несколько магазинов, которые находились на пересечении многочисленных мостов города. Остановившись в Венеции, Аликс, большая любительница ходить по магазинам, бросилась в них при первой же возможности. Подобно матери, она тратила много денег на всякие безделушки. Испытывая угрызения совести, она вернулась в палаццо, которое арендовал Робер, с ботинками в руках. Она их еще ни разу не надевала. Сегодня они будут на ней.

– Они вовсе не служат украшением, – сказала она вслух. – Просто они подходят к этому платью.

Однако цвет их был вызывающим, и она не могла отрицать этого. Не могла она оправдать и того, что эти башмачки совсем не вязались с трауром и с тем, что ее силой заставляют выходить замуж за человека, которому она досталась на турнире.

Аликс никогда не вынуждали выходить замуж, и это было впервые.

– Я бы не надела это платье для Ланселота де Гини, – продолжала рассуждать она вслух. – Я бы не вышла за него замуж, даже если бы он меня выиграл.

Аликс подняла вуаль и поднесла мальтийскую звезду к факелу, чтобы лучше себя рассмотреть. Вуаль…

Она тоже была куплена в Венеции в одном из магазинов, который обошелся ей слишком дорого. Аликс нахмурила брови. Вуаль была черной, соответствующей трауру, но это был кокетливый траур, претензия вдовы на легкий флирт. Волосы Аликс отливали золотом через тонкую сетку. Покраснев, она подумала, что это делает ее соблазнительной и даже распутной. Эффект не разочаровал ее, и она не стала менять эту вуаль на более пристойную. Вместо этого она еще внимательнее осмотрела себя в кусочке посеребренного стекла. Солнечный зайчик упал на мальтийскую звезду, и она ярко вспыхнула, но от этого Аликс не почувствовала себя увереннее.

Из деревни послышался звук колоколов, собирающих людей на молитву. И вот уже один монастырь за другим подхватили их звон.

– Не может быть счастлива жена, которая венчается на рассвете, – сказала себе Аликс. – Какое может быть счастье, если она венчается в трауре?

Из церковного окна плыл аромат цветов. Он приветствовал Аликс, когда она шла по вымощенному двору церкви среди пажей, по случаю торжества одетых в ливреи цветов своего лорда и отчаянно зевающих от пробуждения в столь ранний час. Было много цветов – фиалки и бутоны роз, которым каким-то чудом удалось уцелеть в зимние морозы. Темно-зеленый клевер подчеркивал их красоту. Она почувствовала аромат цветов еще до того, как кто-то сунул ей в руки букет. Цветы срезали совсем недавно, и роса, словно россыпь бриллиантов, сверкала на нежных лепестках.

– Полагаю, о них позаботились женщины, – промолвил герцог, который шел рядом с ней.

Но Аликс сомневалась, что именно женщины додумались до этого. В детстве она часто получала подарки: ленты, сушеные фиги, марципаны, которые доставляли ей с лучшими пожеланиями от герцога, который совершенно тут был ни при чем, вырезанные из дерева или сшитые из тряпок игрушки и козье молоко из монастыря с наилучшими пожеланиями от аббата, который наверняка тоже ничего об этом не знал. Сейчас она держала букет весенних цветов от того, кто видел, как они искали подснежники.