Мишель Маркос - Уроки влюбленного лорда

Она уже пережила нечто подобное много лет назад, когда была восьмилетней девочкой. Когда злые люди в окровавленных одеждах схватили ее и поставили на руку клеймо, перерезав прежде всю ее семью. И ни ее крики, ни сопротивление не смогли остановить все эти ужасы. Но тогда, как и теперь, уход в себя помог ей отгородиться, создать вокруг себя видимость безопасного пространства. Шону всегда огорчало отсутствие в ней храбрости. Но Уиллоу знала, что внутри у нее все спокойно и тихо и никакое зло ее там не достанет.

Но теперь зло окружало ее со всех сторон, и Шоны не было рядом, чтобы защитить ее. Оставалось лишь гадать, что с ней стало. Мужчины сказали, что Шону также похитили, и пригрозили убить, если Уиллоу откажется сделать то, что ей велят. Бедная Шона. Если ее схватили, значит, она наверняка пострадала, потому что не могла сдаться без боя.

— Когда я смогу увидеть Шону? — спросила Уиллоу вежливо, стараясь не вызвать гнева у своих похитителей.

— Как только мы закончим дело, — ответил молодой человек.

— Какое дело, милорд?

— Вы скоро узнаете.

Говор этих людей отличался от местного, но был ей знаком. Они были горцами, как и ее родители, выходцами из Северного нагорья. Цвета их тартана тоже показались ей знакомыми. Но такой расцветки она не встречала с тех пор, как поселилась в Дамфрисшире.

Карета тем временем свернула на узкую дорогу, почти заросшую кустарником, образующим с двух сторон живую изгородь. Продравшись сквозь торчащие ветки, они подкатили к скромному и довольно запущенному дому.

Карета остановилась, и Хартопп открыл дверцу.

— Мы приехали, милорд Маккалох. Добро пожаловать в мой дом.

Маккалох ступил на землю. Садик перед домом сильно зарос, сорняков в нем было больше, чем цветов. Иронично усмехнувшись, Маккалох просунул голову обратно в карету.

— Выходи, милая. Разомни ножки. У нас много работы.

Маккалох протянул ей руку, но при мысли к нему прикоснуться ей стало плохо, и Уиллоу вышла из кареты без посторонней помощи.

— Хм. Надеюсь, что вы быстро преодолеете эту неприязнь к нам, мисс Уиллоу. Вы ведь вот‑вот станете членом нашей семьи.

— Что?

Но объяснений она не получила. Молодой человек подтолкнул ее за локоть к входной двери.

После света дня в доме мистера Хартоппа оказалось совершенно темно, и глаза Уиллоу не сразу приспособились к темноте. В нос ей ударил сильный запах плесени, и Уиллоу пришло в голову, что только жаба могла чувствовать себя здесь как дома.

Хартопп проводил их в гостиную. Судя по виду, в ней давно не убирали. Сдув пыль с бокалов, он наполнил их содержимым из графина.

— Что ж, джентльмены, — произнес Хартопп весело, — все прошло не так, как мы планировали, но все же мы добились определенного успеха. Что вы говорите, когда пьете за победу?

— Победитель никогда не считает трофеи, пока благополучно не довезет их до замка, — ответил Дункан. — Вместо того чтобы поднимать тост за победу, лучше послал бы за кем‑то, кто проведет официальную церемонию.

Хартопп поставил бокал и бросился вон из комнаты.

— Милорды, — начала Уиллоу дрожащим от близости слез голосом, — пожалуйста, объясните, зачем вы привезли меня сюда.

Дункан уселся в кресле поудобнее.

— Как вы посмотрите на то, чтобы оставить прежнюю жизнь служанки и стать хозяйкой замка Рам‑Дройгион?

— Хозяйкой?

— Да. Мой сын Брэндаб хочет на вас жениться. Через несколько лет я сделаю его вождем клана Маккалохов, а вы будете его супругой. Что скажете на это?

Уиллоу перевела взгляд с Дункана на Брэндаба.

— Нет, благодарю, милорд. Меня вполне устраивает служба у лорда Балленкриффа.

Брэндаб раздраженно поднялся:

— Пока устраивает. У вас будут собственные слуги.

— Мне не нужны слуги. Я хочу домой.

Глаза Уиллоу наполнились слезами.

Брэндаб с отвращением закатил глаза к потолку и, осушив бокал, налил себе второй.

— В этом и состоит весь фокус. Вы можете сейчас поехать домой. К себе. Став женой моего сына, вы сможете вернуться в Рейвенз‑Крейг.

Уиллоу вытерла рукавом глаза.

— Что?

— Все верно. Мы предлагаем вам шанс вернуться в Рейвенз‑Крейг, на землю ваших родителей. Где вы росли. Вы сможете еще раз увидеть родные места, прогуляться по холмам и знать, что они принадлежат вам.

— Но как это возможно? Землю конфисковали и передали Бьюкенену, когда мой отец отказался вместе с кланом сражаться против Макбреев.

— Не совсем так. — Дункан откинулся в кресле. — Сражение действительно имело место. Ссора между Макбреями и Бьюкененами длилась так долго, что никто уже не помнил, с чего все началось. Но ваш отец был человеком миролюбивым, и, хотя Макасланы присягнули в верности Бьюкененам, он думал, что поспособствует примирению, если женит старшего сына на дочери Макбрея.

Уиллоу смутно припоминала девушку. У нее были мягкая улыбка и мечтательные глаза. Она помнила, с каким энтузиазмом отец говорил о браке. И естественно, помнила, как улыбался Хэмиш при упоминании имени его возлюбленной.

— Ваш отец попросил разрешения у Бьюкенена не участвовать в битве. Естественно, он не хотел драться с людьми, с которыми собирался в скором времени породниться. Но Бьюкенен отказал ему и потребовал, чтобы Джон доказал преданность своему вождю на поле брани. — Дункан сделал большой глоток из бокала. — Джон предпочел следовать своей совести, а не долгу. И это стало его концом.

Суровые слова, произнесенные в последний день жизни ее отца, навсегда врезались в память Уиллоу. Но она никогда не понимала их истинного значения.

— Так его убили люди Бьюкенена? Люди из его собственного клана?

— Да. Наверное, если бы Макбреи проиграли, отсутствие Джона осталось бы незамеченным. Его в общем‑то любили. Но Бьюкенены потерпели поражение, и вождь не простил Джону измены.

— Но почему моего отца не судили по справедливости? Он имел право привести факты в свою защиту. Как можно было убить его, прежде не заслушав?

— В вас говорит милосердие, Уиллоу. Если бы его судили судом вождя, то все равно бы казнили. И тогда его земля и все имущество перекочевали бы в казну Бьюкенена. А так никто не объявлял его предателем. Кроме людской молвы.

Голову Уиллоу переполняли вопросы, и каждый требовал немедленного ответа.

— Тогда как Рейвенз‑Крейг стал вашим?

Дункан и Брэндаб переглянулись, только они понимали, в чем дело.

— Имение не мое, а ваше, и вы передадите его мне. Вы следующая в очереди наследования.

— Хотите сказать, что мы с Шоной могли в любое время вернуться домой?

— В каком‑то смысле могли, — ответил Дункан. — Восьмилетние дети не в состоянии управлять столь большим имением, как Рейвенз‑Крейг. Тем более девчонки. К счастью для вас, ваш отец позаботился о том, чтобы оставить вас в хороших руках. Мы с Джоном Макасланом составили договор о том, что одна из его дочерей выйдет замуж за моего старшего сына.