Джулия Куин - Точно как на небесах

– Нет! – Он вложил в это короткое слово всю свою душу.

Гонория посмотрела на него в замешательстве:

– Что значит «нет»?

Он шагнул вперед.

– «Нет» значит нет. Я не хочу освобождаться от всяческих обязательств.

Ее губы приоткрылись.

Он приблизился к ней еще на шаг. Его сердце бешено колотилось. Ему казалось, что на всей земле остались только два человека – он и она.

– Я хочу тебя, – сказал он, возможно, грубо, но зато абсолютно правдиво. – Я хочу тебя, – повторил он и взял ее за руку. – Я хочу тебя.

– Маркус, я…

– Я хочу целовать тебя. – Он дотронулся до ее губ. – Я хочу обнимать тебя. – И секундой позже: – Я сгораю от желания.

Он заключил ее лицо в ладони и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю силу своей страсти.

Он любил ее.

Он хотел ее.

Он жаждал ее.

Немедленно.

Всю свою жизнь он был безупречным джентльменом. Не соблазнителем. Не развратником. Ему всегда претило находиться в центре внимания. Но сейчас он желал оказаться в центре внимания. В центре ее внимания. Ему хотелось поступить неправильно, нехорошо. Ему хотелось взять ее на руки и отнести в постель. Ему хотелось раздеть ее. Ему хотелось ласкать ее, выражать в ласках все, что он чувствовал и для чего не находил нужных слов.

– Гонория, – произнес он в надежде, что она по его голосу догадается обо всем остальном.

– Я… я…

Она прикоснулась к его щеке, пристально вглядываясь в его лицо. Ее губы вновь приоткрылись, и он увидел розовый кончик языка, высунувшийся, чтобы увлажнить их.

Это было выше его сил. Ему необходимо было поцеловать ее снова, прижать ее к себе. И все же если бы она сказала «нет», или покачала головой, или еще как-нибудь показала, что не хочет его, он бы просто повернулся и вышел из комнаты.

Но она только смотрела на него изумленными, огромными глазами, поэтому он заключил ее в объятия и поцеловал, на сей раз позволив себе окончательно избавиться от оков сдержанности.

Она тихо застонала – от наслаждения? от желания?

– Гонория, – простонал он в ответ.

Его руки стремительно спустились вниз по ее спине и остановились на соблазнительных округлостях. Он с силой прижал ее к себе, и она удивленно ахнула, когда нежная мягкость ее живота столкнулась с его нарастающим возбуждением. Он не отстранился и не стал ничего объяснять, хотя знал, что она невинна и вряд ли имеет какое-то представление о том, что обозначает такая реакция его тела.

Конечно, ему следовало бы действовать медленнее и осторожнее, но после того, как она прикоснулась к его щеке, он уже не владел собой. Существует граница, за которой мужчина теряет способность контролировать себя.

Она была такой мягкой и податливой в его объятиях, ее неопытные губы пылко возвращали его поцелуи. Он подхватил ее на руки, без промедления уложил на кровать и, пока не раздеваясь, лег сверху, желая насладиться ощущением того, что ее тело находится целиком в его власти.

Короткие пышные рукава ее платья опали, и Маркус скоро нашел способ обнажить ее молочно-белые плечи. А потом шумно вздохнул, приподнялся и посмотрел на нее:

– Гонория.

Ей-богу, несмотря на серьезность момента, он почти готов был рассмеяться. Любопытно, вернется ли к нему когда-нибудь способность произносить что-нибудь, кроме ее имени.

Но пока ему не требовалось других слов.

Гонория была самым важным, самым прекрасным существом на свете.

Ее губы припухли от поцелуев, в глазах светилось желание, грудь поднималась и опускалась в такт учащенному дыханию.

– Гонория, – снова повторил он, и на сей раз это был вопрос и, возможно, мольба.

Он сел, чтобы избавиться от одежды. Его кожа требовала воздуха, требовала ее прикосновений. И когда он наконец расстался с сюртуком и рубашкой, Гонория протянула руку, положила нежную ладонь ему на грудь и прошептала его имя.

Гонория не знала, когда именно приняла решение отдаться ему. Быть может, тогда, когда он произнес ее имя и она дотронулась до его щеки. Быть может, тогда, когда он посмотрел на нее и сказал: «Я сгораю от желания».

Хотя скорее всего это случилось в тот момент, когда он ворвался в ее спальню.

Пока они спорили, Гонория была уверена в том, что ей хочется побыстрее выгнать его из комнаты и запереть дверь, и в то же время испытывала некий странный трепет. Они находились в ее спальне. Наедине. Он и она. Интимность обстановки просто бросалась в глаза. И кружила голову.

Поэтому когда он приблизился к ней и произнес: «Я сгораю от желания», ей оставалось лишь признаться самой себе в том, что она тоже сгорает от желания, и отрицать это так же бессмысленно, как отрицать то, что она дышит. А потом он уложил ее на кровать, и она поняла, что ей тут самое место. Им обоим тут самое место.

Ведь он принадлежит ей. Все совершенно естественно.

Он снял рубашку, обнажив мускулистый торс. Гонория уже видела Маркуса полураздетым, но тогда она только смотрела на него. А сейчас он возвышался перед ней, и в его глазах светилось древнее как мир стремление мужчины овладеть женщиной.

И она хотела этого. О, как хотела. Раз он принадлежит ей, она с радостью будет принадлежать ему. Отныне и навеки.

Она протянула руку и прикоснулась к нему, восторгаясь его телом. Чувствуя биение его сердца, она услышала, как шепчет его имя. Маркус. Такой красивый, такой серьезный, такой… хороший.

Он – хороший. Хороший человек с хорошим сердцем. И Боже милостивый, судя по тому, что его губы делают с ее шеей… в этом он тоже необыкновенно хорош.

Она сняла туфли еще до того, как он вошел в спальню, и теперь провела ступней по его ноге и…

Рассмеялась.

Маркус отстранился. Его глаза стали немножко растерянными и очень-очень изумленными.

– Твои сапоги, – сквозь смех вымолвила она.

Он замер, потом медленно опустил голову и посмотрел на свои ноги.

– Черт возьми!

Она рассмеялась еще громче.

– Это не смешно, – проворчал он. – Это…

Ей как-то удалось на секунду затаить дыхание.

– …смешно, – признал он.

Она уже не смеялась, а хохотала – так, что даже кровать тряслась от хохота, – но все же выговорила:

– Ты сможешь их снять?

Он посмотрел на нее с видом превосходства и сел на край кровати.

Гонория несколько раз глубоко вздохнула и, уняв хохот, предупредила:

– Я ни в коем случае не дам тебе нож, чтобы разрезать их.

И тотчас правый сапог со стуком упал на пол.

– Обойдемся без ножа.

Она постаралась сделать серьезное лицо.

– Я очень рада.

Маркус снял второй сапог и взглянул на нее из-под полуопущенных век.

– Я тоже, – тихо сказал он, ложась с ней рядом. – Я тоже.

Его пальцы отыскали пуговицы на платье, и розовый шелк с тихим шорохом растаял, покинув ее. Гонория непроизвольно прикрыла груди руками. Маркус не стал спорить. Он просто снова поцеловал ее, нежно и страстно. Она утонула в его объятиях и вдруг обнаружила, что на ее груди лежит вовсе не ее рука, а его ладонь.