Елена Раскина - Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица

– Да как же мне до его сиятельства добраться? – спросил солдат. – Он, поди, сейчас в Малороссии…

Лиза потерянно взглянула на преображенца, но больше они ничего не успели сказать друг другу. Навстречу арестантке вышла игуменья Ивановского монастыря.

Кирилл Разумовский уже неделю добивался приема у Екатерины – государыне было недосуг принять своего былого друга. После поездки в Рим Кириллу дали понять, что его кредит при дворе исчерпался, но он все равно продолжал обивать пороги царскосельского дворца, передавать государыне записочки через фрейлин, на которые та не отвечала, и подавать прошения через нового фаворита императрицы – графа Григория Александровича Потемкина. Как-то у самых покоев Екатерины он столкнулся с Алексеем Орловым, который с удрученным видом выходил от государыни. И не думая сдерживать клокочущую в душе ненависть, бывший гетман шагнул было к Орлову, но тут на пороге появилась императрица.

– Что-то вы плохо выглядите, Кирилл Григорьевич, – сказала Екатерина. – Устали с дороги? Говорят, путешествовали по Италии? Вот и граф недавно оттуда… Прекрасная страна, красивые женщины. Говорят, особенно ценятся рыжеволосые, как на картинах Леонардо. Одну такую я недавно приобрела для Эрмитажа…

– А другую – для Петропавловской крепости? – бледнея, спросил Разумовский.

– Не понимаю, граф, о чем вы? – спросила Екатерина со своей обычной вымученной улыбкой, которая когда-то так восхищала Кирилла.

– О моей племяннице, княжне Елизавете, которую вы, вероятно, держите в крепости, – ответил Кирилл Григорьевич. – И поэтому отказываетесь принимать меня, но охотно беседуете с графом Орловым.

Екатерина скучливо вздохнула.

– Мне недосуг заниматься вашими делами, граф, – пряча зевоту, сказала она. – Возвращайтесь лучше в Батурин. Я сама приглашу вас, когда будет нужно. А вы, граф Алексей Григорьевич, отправляйтесь в Москву, – добавила она, обращаясь к Орлову. – Знаю, у вас там прекрасный дом. Вот и отдохнете от баталий… Война и любовь – это, бесспорно, прекрасные дамы, но и они бывают слишком утомительны, верно?

Екатерина рассмеялась – холодно, неестественно, жеманно, и скрылась за раззолоченной дверью, предоставив врагам поле битвы.

– Вы совершили страшный грех, граф, – произнес Разумовский свой приговор Орлову. – И умрете в мучениях.

– К чему столь мрачные пророчества в наш просвещенный век? – улыбнулся Орлов. – Вы, верно, хотите знать, что будет с итальянской побродяжкой? Извольте, я расскажу вам. Государыня решила обратить претендентку на русский престол в скромную графиню Орлову. Вот мне и предписано отправляться в Москву и просить руки княжны, пока ее не постригли в монахини. Недавно какой-то умник привел государыне известную поговорку про клобук, который не прибьешь к голове гвоздями. Мол, монахиня может легко стать царицей. А графиня Орлова императрице не опасна.

– Княжна не пойдет за вас, – высокомерно ответил Кирилл. – Скажите лучше, где ее держат?

– Право, я сам не знаю, граф, – пожал плечами Орлов. – На месте меня встретят чины из Тайной канцелярии.

– Вот и славно, – Разумовский теперь знал, что делать. – Ведите свою игру, граф, а я буду вести свою. Посмотрим, чья возьмет.

Он холодно поклонился Орлову и зашагал прочь. Но у дворцовых ворот Кирилла Григорьевича окликнул преображенский солдат, стоявший на карауле.

– Вам просили передать, – шепнул солдат. – Барышня в Москве, в Ивановском монастыре. Не оборачивайтесь, ваше сиятельство, – добавил он, когда Разумовский, онемев от изумления, застыл на месте. – Идите, как шли. Себя и меня погубите.

– Как отблагодарить тебя? – успел спросить Кирилл.

– Меня матушка-государыня Елизавета на том свете отблагодарит, – ответил преображенец, пропуская графа.

– Куди поiдемо, батьку? – спросил у Разумовского его кучер.

– До Москви, сину, – ответил тот, – панночку у царицi вiдбивати…

Карета графа тронулась, а преображенский солдат еще долго с веселым удивлением наблюдал за диковинным кучером Разумовского, который, погоняя лошадей, пел о страданиях бедной девки, решившей с горя утопиться в Днепре. Потом карета скрылась из виду, а преображенец заскучал. С каким удовольствием он поехал бы сейчас с графом и его странным кучером – отбивать у императрицы Екатерины ту, кого возница назвал панночкой!

О московском Ивановском монастыре ходила дурная слава. Говорили, что старинная обитель, основанная некогда матерью Ивана Грозного Еленой Глинской, стала тюрьмой, подчиненной Тайной канцелярии. Сюда привозили ослабевших от мук заключения узниц, и арестантки становились монахинями. Конечно, для этих несчастных женщин монастырь был спасительной пристанью, единственной возможностью избежать ссылки в Сибирь или пожизненного заключения в крепости. Но игуменье предписывалось запретить бывшим арестанткам свидания с родными и близкими, изолировать их от общения с остальными монахинями, за исключением келейниц, и даже совершать для них отдельные требы, дабы не открылись мирские имена узниц и слух о них не просочился за стены монастыря.

Однако многие сердобольные матушки-игуменьи допускали в обращении с монахинями-узницами непозволительную мягкость. Иногда, в строжайшем секрете, разрешали краткие свидания с родными, передавали на волю записки, а кроме монахинь-келейниц заключенным было позволено общение с духовником.

Летом 1775 года в монастырь привезли таинственную особу, о которой тут же стали без умолку трещать окрестные кумушки. Рассказывали, что новую монашку доставили в плотно занавешенной карете, под конвоем, а потом поселили в отдельном домике из трех крохотных комнаток, расположенном у восточной стены монастыря, рядом с покоями игуменьи. В двух комнатках жила сама узница, а в третьей – ее келейница, монахиня в летах, назначенная игуменьей приглядывать за особой, читать ей душеспасительные книги и готовить к постригу.

Однако насильно привезенная в монастырь женщина первый день прорыдала, второй – неподвижно просидела у выходившего во внутренний дворик окошка, а на третий к ней пожаловал гость из Петербурга, в котором некоторые знающие все и вся жители примыкавших к монастырю улиц признали Чесменского героя – графа Алексея Орлова.

Поговаривали, что пробыл Орлов у узницы недолго, а в минуты его короткого визита в домике раздавались неистовые крики таинственной особы, так что тихая, степенная келейница, не привыкшая к подобным сценам, вынуждена была вывести графа из комнат безумной девицы. Орлов уехал, узница опять прорыдала весь день, а потом к матушке-игуменье пожаловал родственник московского генерал-губернатора Иудовича, граф Кирилл Григорьевич Разумовский.