Миранда Невилл - Опасный виконт

— Тогда вы, наверное, интересуетесь машинами. Дядюшка Айверли редко пишет письма о чем-либо другом.

— Я обожаю возиться со всякой механикой.

Это безобидное на первый взгляд замечание заставило леди Фэншоу напрячься.

— А где мама? В саду? — спросила она. — Я, пожалуй, пойду поищу ее.

— Ерунда! — Мистер Монтроуз схватил дочь за руку, не давая уйти. — Ты не была здесь полгода, а мистер Айверли вообще у нас впервые. Вы оба должны пойти в дом.

Диана дала отцу ввести ее внутрь. Не понимая причины, Себастьян обратил внимание на вдруг погрустневшее лицо своей спутницы, которое скорее подошло бы узнику, которого подвели к виселице. Чем же мог быть грозен этот приветливый человек, что так расстроило его дочь?

После яркого солнца ему показалось, что он очутился в пещере. Когда через несколько секунд глаза привыкли к полутемному залу, он увидел нечто совершенно неожиданное: деревянное сооружение, подвешенное на цепи, которая спускалась с какой-то хитроумной конструкции. Что бы это ни было, но сооружение не походило на орудие пыток, как можно было подумать по поведению леди Фэншоу.

— Забирайся, моя дорогая, — велел мистер Монтроуз.

Она оглянулась, словно хотела улететь, и вскарабкалась в качающееся кресло.

Глядя, как ее отец манипулирует с металлическими грузами, висящими на горизонтальном брусе, Себастьян понял, что устройство представляло собой весы.

— Восемь стонов и два фунта [2] Около 51,5 кг. Стон — мера веса, равная 6,34 кг; фунт — 0,453 кг. , — объявил мистер Монтроуз. — Ну-ка, дай мне посмотреть. — Он взял со столика книгу в обложке из пергамента и перелистал страницы. — На пять фунтов больше, чем в последний раз.

— Но ведь я в амазонке, а она тяжелая.

Отец погрозил пальцем и показал на запись в гроссбухе.

— И вовсе не из-за этого. Тогда на тебе была меховая шуба. Понятно? Ты заставляешь меня исправить твой вес.

Он окунул перо в чернильницу, подождал, пока стекут лишние капли, и сделал запись.

Хотя Себастьян не имел привычки оценивать эмоциональные реакции — мужчины, слава Богу, их лишены, ему показалось, что леди Фэншоу вот-вот расплачется. Может, она расстроилась из-за лишнего веса? Ему это было непонятно. Ее фигура казалась Себастьяну верхом совершенства. Будь леди Фэншоу хоть на грамм легче, это бы ей только повредило.

В случае, если бы его это интересовало. Но его это, конечно, не интересует.

— А я никогда не взвешивался.

— Конечно, вам непременно нужно это сделать. — Мистер Монтроуз засиял улыбкой. — Слезай, Диана.

Пройдя испытание весами, Диана послушно спустилась на землю. Если честно, ей хотелось убить отца. Он не понимал, насколько оскорбил ее, тем более в присутствии незнакомца. Она утешалась лишь тем, что не Блейкни, а Айверли был свидетелем ее унижения. Недаром она инстинктивно делала все возможное, чтобы маркиз даже не приближался к этому дому. А его кузена члены ее эксцентричной семьи, похоже, совсем не смущали. Айверли занял ее место в кресле. Оно было немного узко для его фигуры и под его весом опустилось на несколько дюймов. Ему пришлось поджать ноги, чтобы они не касались пола. Его длинные руки неподвижно повисли вдоль тела, напомнив ей чучело Гая Фокса [3] Гай Фокс — участник «Порохового заговора» (1605 г.). Его чучело ежегодно сжигают 5 ноября, в день раскрытия заговора. . Отец осмотрел Себастьяна с головы до ног.

— Я всегда стараюсь на глазок определить вес новичка. Полагаю, одиннадцать с половиной стонов. — Он начал возиться с противовесами. — Господи, спаси мою душу! Двенадцать стонов и два фунта. Вы более мускулист, чем кажетесь.

Диана почувствовала облегчение, когда оказалось, что Айверли тяжелее, чем выглядит. Ей пришло на память, как во время поездки она обратила внимание на его сильные бедра. Его сюртук и жилет, которые вышли из моды еще десять лет назад, наверное, скрывают отличную фигуру, а брюки, пока не потеряли форму, были достаточно удобны.

— Скажите, сэр, — спросил Айверли, — какой смысл собирать все эти сведения? Какие из них можно сделать выводы?

— Хороший вопрос. Я приобрел весы после того, как увидел, как жокеев взвешивают перед скачками. Обычный безмен, но у меня были мысли, как усовершенствовать его. Правда, ничего не вышло, и я занялся другими механизмами. Мне нравится следить за изменением веса родных и знакомых. Да и детям это доставляет удовольствие, не так ли, крошка?

Он взглянул на Диану, и та прикусила язык. Как же отец так превратно истолковывает ее чувства? Мальчики, конечно, не возражают. А мать не взвешивается уже несколько лет; поскольку ее вес меняется в пределах унции, она отказалась терять время на столь бесполезное занятие. Но папе в голову не приходит, что дочерям претит быть объектами этого специфического научного эксперимента.

— Я не пользуюсь моими записями в каких-то определенных целях, — пояснил мистер Монтроуз.

— Вы записываете только вес? Может быть, если бы вы записывали и рост, у вас была бы более основательная база для сравнений.

— Господи, спаси мою душу, это отличная мысль! Сразу видно, что вы — Айверли. Так с ходу подать научную идею. Вот вы, например, не менее шести футов, я полагаю. Я сейчас же подготовлю ростомер. Ему самое место рядом с приспособлением для снятия обуви. Ведь люди должны разуваться перед измерением.

И он тут же погрузился в свои мысли. Поскольку измерение роста представляло несложную задачу, он, без сомнения, выдумает что-нибудь бесполезное, сложное и непрактичное вроде гидравлического ботинкоснимателя. Диана нежно любила отца, но иногда он вызывал у нее желание закричать. И часто.

— Иди, Диана, — сказал он. — Я надеюсь, ты найдешь мать в гостиной.

Уходя вместе с Айверли из зала, она слышала, как отец размышляет вслух:

— Разуваться, хм-м. Может быть, перед взвешиванием надо снимать одежду?

Пока он не успел осуществить свою последнюю идею, Диана увела Себастьяна в гостиную и закрыла за собой дверь. Там ей показалось, что она очутилась в первом круге ада. Несмотря на открытые окна, в комнате было нестерпимо душно. Хотя стоял жаркий июльский день, в огромном, каменном очаге, который в былые дни был нужен, чтобы зажарить в нем целого быка, горел огонь. Мать стояла на коленях на полу и разговаривала с причиной этого безумства: перед ней на подстилке лежала ее любимая гончая, к соскам которой присосалась куча маленьких комочков.

— А, это ты, дорогая. — Миссис Монтроуз подняла глаза на дочь. — Локкет вчера разрешилась. Мы потратили чертову уйму времени, пока ей удалось забеременеть. Мне хотелось получить потомство с длинными носами, поэтому я случала ее с Боббити эсквайра Мостина из Чарлтона. Боббити старался, но у него получилось только с третьего раза. Локкет не испытывала к нему влечения. Но наша умная девочка принесла десять щенков, и все крупные, как на подбор.