Джоанна Линдсей - Пылающие сердца

Она повернулась и стала внимательно разглядывать высокий столб, вокруг которого они были скованы, образуя замкнутое кольцо. Он был примерно в три человеческих роста. Длина цепи, тянувшейся от щиколотки одного пленника до щиколотки другого, была даже больше, чем она могла рассчитывать, по меньшей мере в две длины руки, что было очень глупо со стороны саксов, так как давало достаточно возможностей для маневра.

– Понадобится всего три, ну, может быть, четыре человека, чтобы перелезть этот столб и освободить нас от него, - принялась размышлять она вслух.

– Несомненно, поэтому они и сделали так, чтобы три здоровых мужчины не оказались скованными подряд.

Это сказал Ивар, и, взглянув на него, она увидела открытую рану у него на ноге, с которой было практически невозможно влезть на столб. А у мужчины, прикованного по другую сторону от Торольфа, из плеча все еще торчал наконечник стрелы.

– Я мог бы нести на себе одного человека, - сказал Торольф, - но это получится очень медленно. Наши спины изрешетят стрелами прежде, чем мы взберемся наверх.

– А нельзя вытащить этот столб из земли? - предложила она.

– Чтобы сделать это, нам всем придется встать, и это насторожит их. Мы могли бы раскачать столб, но он будет падать очень медленно, и они тоже успеют заметить это и схватятся за мечи. И даже если мы справимся с этой задачей, слишком многие из нас погибнут и превратятся в мертвый груз, не позволяющий другим передвигаться быстро, поскольку мы все скованы между собой. Если они не дураки, то даже не станут подходить близко к нам, чтобы мы не отняли у них оружие. Они просто будут осыпать нас стрелами с безопасного расстояния.

Кристен с трудом сдержала стон разочарования.

– Значит, раз цепь держит нас скованными вместе, у нас уже нет никакой надежды?

– Нет, до тех пор пока не затянутся наши раны и мы не сможем раздобыть какое-нибудь оружие, - ответил Ивар.

– Не унывай, Кристен! - беспечно улыбнулся Торольф. - Вдруг они решат, что мы сможем быть им полезны и обучим их военному искусству для того, чтобы они могли дать отпор датчанам.

– А потом они отпустят нас с миром, чтобы мы продолжали пиратствовать, не так ли?

– Ну конечно!

Она только презрительно фыркнула в ответ, но все же добродушное подшучивание Торольфа заставило ее почувствовать себя лучше. Если им суждено умереть, они умрут вместе, сражаясь, а не безропотно позволяя саксам замучить их до смерти. Таковы были обычаи викингов, а она хоть и была христианкой, все равно оставалась дочерью своего народа.

Она как раз собиралась произнести это вслух, когда деревянные ворота открылись и во двор въехали два всадника.

Но лишь один из них по-настоящему заслуживал внимания, и Кристен не спускала с него глаз, пока он медленно подъезжал к ним на своем огромном вороном коне. Когда он спешился всего в нескольких футах от них, она с изумлением обнаружила, что он был почти такого же роста, как и ее отец, то есть, по сути, выше большинства ее товарищей по несчастью. Он был молод и при таком росте отнюдь не отличался хрупким телосложением. У него были богатырские плечи и широкая грудь. Кожаная фуфайка без рукавов больше походила на куртку, открывая взору густую черную поросль на груди, доходившую почти до самой шеи, и могучие, мускулистые руки - руки настоящего воина. Туго перетягивающий талию ремень подчеркивал, что на нем не было ни капли жира.

Его длинные ноги тоже были сильными и стройными, и, в отличие от викингов, этот человек был одет в плотно облегающие короткие штаны, доходившие ему до колен и заправленные в некое подобие гетр, перевязанных крест-накрест кожаными подвязками, украшенными металлическими заклепками.

Черты его лица были правильными и необычайно красивыми: прямой нос, четко очерченные, плотно сжатые губы, по форме которых можно было судить о присущей его характеру жесткости, и квадратный подбородок, лишенный бороды, но заросший темной щетиной. Густые, волнистые темно-каштановые волосы доходили ему до плеч и непослушными прядями спадали на высокий лоб и на виски.

Но больше всего приковывали к себе внимание его глаза. Чистого темно-зеленого цвета, они были так исполнены ненависти и злобы, когда по очереди оглядывали скованных между собой мужчин, что Кристен затаила дыхание в тот момент, когда его взгляд небрежно скользнул по ней. Она перевела дух лишь после того, как он наконец коротко отдал какое-то распоряжение одному из стражников, повернулся и направился к дому.

– Что-то его вид мне не понравился, - пробормотал Ивар. - Что он сказал?

Другие стали задавать тот же вопрос, но Кристен лишь угрюмо качала головой.

– Скажи им ты, Торольф.

– Мне кажется, я не совсем понял, о чем шла речь, - уклончиво ответил он.

Кристен бросила на него сердитый взгляд. Их товарищи имели право знать, что их ждет, но либо у Торольфа не хватало духу сообщить им это, либо он не поверил в то, что услышал.

Кристен посмотрела на Ивара, но тут же отвела глаза в сторону.

– Он сказал: “На рассвете убейте их”.

Ройс вошел в зал и обнаружил, что на полу лежат раненые. Решив поговорить с каждым из них позже, он быстро взбежал по лестнице и направился прямо в спальню своего кузена.

Олден, вытянувшись, лежал на своей кровати, укрытый до самой шеи стеганым одеялом, и, глядя на его бледно-восковое лицо, Ройс застонал, решив, что тот уже умер. Это подтверждал и плач женщин, находившихся в комнате. В углу всхлипывали две служанки, время от времени делившие с Олденом постель; восьмилетняя Меган, единственная сестра Ройса, сидела около маленького столика и плакала, закрыв лицо руками. Дарель, сестра Олдена, стояла на коленях возле постели, зарывшись лицом в одеяло, и безудержные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.

Ройс обратился к единственной из присутствовавших в комнате женщин, которая не плакала, - Эрте-Целительнице.

– Он умер только что? Я опоздал всего на несколько минут?

Старуха откинула назад свои длинные каштановые волосы и улыбнулась ему.

– Умер? Он может еще остаться в живых. Не нужно хоронить его раньше времени.

При этих словах на лице Ройса отразилась смесь облегчения и раздражения. Он дал выход своему гневу:

– Вон отсюда! - рявкнул он на обливающихся слезами женщин. - Приберегите свои рыдания до тех пор, когда они действительно понадобятся!

Дарель резко повернула к нему свое распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами и с негодованием воскликнула:

– Он мой брат!

– Верно, но своими воплями ты только вредишь ему. Как он может заснуть, чтобы набраться сил, если вы подняли здесь такой шум? Ему не нужны твои слезы, он и так знает, что ты любишь его, Дарель.

Дарель поднялась с колен. Ее голова едва доходила ему до груди, и если бы она осмелилась, то принялась, бы молотить кулаками по этой груди. Но вместо этого она запрокинула голову и сердито уставилась на него.