Анастасия Туманова - Огонь любви, огонь разлуки

– Напрасно вы расстраиваетесь, cara mia [13]. Единственная польза от мужчин в том, что они оплачивают женские капризы. Ну и, разумеется, без них не сделаешь ребенка… к сожалению.

Это сожаление так явно было написано на смуглом, живом, большеротом лице мадам Росси, что Софья невольно рассмеялась и пообещала поговорить с «чудовищем». Итальянка радостно всплеснула руками и попросила Софью проследовать к роялю.

После того, как Софья спела по просьбе преподавательницы свой вчерашний романс, затем – арию Розины и напоследок – партию Амнерис из «Аиды», мадам Росси одобрительно покачала головой:

– Да, мне вчера не показалось… Великолепный диапазон, больше двух октав! Небольшая тремоляция в верхнем регистре, но это можно исправить… Нижние ноты загнаны в глубину, будем выводить… Кто вам ставил эти партии?

– Никто… – смутилась Софья. – Мадам Джеллини… то есть Росси… Я в этом году первый раз за границей и в оперу тоже попала впервые… Все, что я знаю, мне или пела Анна, или я слышала сама в театрах.

– То есть вы хотите сказать, что запомнили арию Амнерис, одиножды прослушав ее в «Гранд-опера»?!

– Дважды, – поправила Софья. – Я слушала «Аиду» два раза, и вот…

– Cara mia, вы с каждой минутой все больше меня поражаете, – сообщила мадам Росси. – Вам непременно надо приехать в Неаполь, непременно! Хотите, я сама буду просить об этом вашего покровителя?

– О, нет, не стоит! – При мысли об этом Софье стало дурно. – Я все сделаю сама. Он иногда бывает… непредсказуем.

– О, мадонна, бедная девочка… – Мадам Росси участливо потрепала Софью по руке. – Allora, я полагаю, что ваше положение мы сможем исправить…

– Каким же образом? – Софье стало смешно. Но мадам Росси, напротив, приобрела крайне серьезный вид.

– София, вам ведь приходилось уже вести независимую жизнь?

– Да, и крайне нищую…

– Обещаю, что более вы такой жизни вести не будете. У вас редкий талант, хотя вы и сами этого не понимаете. У вас великолепная красота, magnifica [14]! Вас ждет блистательная карьера – с моей помощью и при условии, что вы станете стараться. Очень скоро вы сами будете содержать себя и сможете отказаться от покровительства этого… м-м… варвара.

Как ни пыталась Софья сделать вид, что полностью верит заманчивым обещаниям, все-таки что-то скептическое, наверное, проскользнуло в ее лице, потому что мадам Росси нахмурилась. Но лишь на мгновение. В следующую минуту она уже заговорщицки улыбнулась, наклонилась вплотную к Софье и поведала:

– Вот вы не верите, bambina mia [15], а я клянусь святым Дженаро: никогда в жизни не видела под окнами этого старого жулика Клоссена таких толп народу! В Париже знают толк в опере, уверяю вас! Ну, так что же? Как говорят у вас в России – на руках?

– По рукам, – поправила Софья. – Благодарю, мадам Росси. Завтра я извещу вас о своем решении.

Мартемьянов появился в гостинице к вечеру, уставший, но в сносном настроении: к радости Софьи, уверенной, что после их ночного разговора Федор, как всегда, будет злее черта. Софья, целый день думавшая о предложении мадам Росси и даже обсудившая его с Марфой, уже давшей добро на переезд в Неаполь, так и не приняла еще решения. Да и глупо было что-то решать, зная, что последнее слово все равно останется за Мартемьяновым. Когда он вошел в комнату, Софья как раз сидела за роялем и наигрывала какую-то канцону, в который раз спрашивая саму себя, хочется ли ей вовсе ехать в Италию? Восторги бывшей гувернантки ничуть ее не воодушевили, она знала, что подняться до высоты итальянского бельканто не сможет никогда, и подозревала, что это предложение мадам Росси сделала под влиянием не столько Софьиного неземного голоса, сколько мыслей о богатстве ее покровителя, который станет оплачивать занятия.

– В ресторан-то спустимся, матушка? – От знакомого низкого голоса, внезапно раздавшегося за спиной, Софья вздрогнула и сфальшивила в аккомпанементе. – Нехай лягушатники увидят, что я тебя вчерась ночью не придушил, как этот твой Ателла…

– Что ж так пугаешь, Федор Пантелеевич? – упрекнула Софья, вставая ему навстречу. – И как тебе удается так ходить? Как кот по крыше, услышать нельзя…

– Да много чему выучиться-то пришлось… Чего делала целый день? Нешто так с роялью в обнимку и сидела?

Софья вздохнула как можно глубже, прямо посмотрела в лицо Мартемьянова и выпалила:

– Федор Пантелеевич, у меня просьба к тебе.

– Ну, слава богу, наконец-то, – помолчав, без улыбки произнес он. – Говори, Сонюшка. Чего хочешь?

Софья, героическим усилием преодолев замешательство, начала излагать подробности сегодняшней встречи с итальянкой. Мартемьянов слушал не перебивая, его некрасивое лицо не выражало ни недовольства, ни радости, черные глаза спокойно блестели из-под бровей. Когда Софья закончила, он некоторое время молчал, постукивая огромными грубыми пальцами по полированной крышке рояля и глядя в распахнутое окно. Софья поспешно добавила:

– Если это невозможно, Федор Пантелеевич, то я…

– Все возможно, Соня, – перебил он. – Наверное, этак-то и лучше даже… Марфа знает?

– Конечно, – подтвердила Софья, слегка озадаченная его словами. – Отчего же лучше?

– Оттого, что мне до дома надо. Уж какую телеграмму получаю от Андроныча, что без меня дело шатается… Воры ведь кругом, ни черта не боятся, а меня уж два месяца нету, некому сполох навести! Я как раз сейчас ехал, думал, как тебе сказать. Ведь не захочешь, поди, в Кострому-то катиться?

– Куда велишь, туда и покачусь, – сухо ответила Софья. – Так, значит… мы возвращаемся в Россию?

– Я возвращаюсь, – уверенно возразил Мартемьянов. – Есть у меня пара мыслишек, коли их проверну как хочу – царицей станешь. Не думай, мне тебя в Кострому волочить никакой радости нет. Уж ежели в России с тобой будем жить, так в столицах, и я костьми ляжу, а до этого доберусь. Ты, коли хочешь, оставайся пока здесь. Поезжай в Италию, пой, ежель желание имеется… А я, как управлюсь, ворочусь за тобой.

Удивленная до глубины души Софья во все глаза глядела на него. Она не могла и подумать о том, что Федор согласится оставить ее одну за границей, и сейчас боялась поверить собственным ушам.

– Федор Пантелеевич, но как же… И ты меня одну отпустишь?!

– Не одну, а с Марфой, – поправил он. – Это все равно что полк охраны дать. И денег вам оставлю, сколь потребуется, голова о том болеть не будет.

– Но… – Софья все еще не могла успокоиться. – Но что будет в случае, если это какая-нибудь авантюра? Если у меня ничего не выйдет? Если эти итальянцы – мошенники, в конце концов? Все же я не видела мадам Джеллини десять лет, а люди с годами меняются… и обычно к худшему.

– Верно мыслишь, матушка, – с одобрением заметил Мартемьянов. – Всегда знал, что ты моей породы… Так я ж тебя и не одну отпущаю, а с Марфой. Она баба умная, вперед тебя все наскрозь разглядит… – Он неожиданно усмехнулся. – Вот ей-богу, ежели бы от тебя до смерти не ошалел – на Марфе бы твоей женился!