Кэтрин Коултер - Дочь викария

А Мегги, направляясь в Боуден-Клоуз, думала только о том, что ошибалась насчет Томаса, что он вот-вот станет отцом и, хотя поклялся заботиться о ней, всего два месяца назад совратил другую девушку. Это означало, что они были близки, ласкали друг друга и целовались.

Мегги внезапно остановилась, коснулась пальцем бархатного лепестка распускающейся розы, взбиравшейся на железную ограду кладбища.

В этот момент она поняла, что наверняка существует объяснение, оправдывавшее Томаса. Она жаждала услышать это объяснение, честное, прямое и чистосердечное, так, чтобы потом не оставалось ни вопросов, ни сомнений.

Боуден-Клоуз

Томас заулыбался еще до того, как Мегги проскользнула в библиотеку. Разумеется, правила приличия запрещали девушкам появляться в доме холостого мужчины, да еще пробираться через старую садовую калитку, но они скоро поженятся, и ему не придется тревожиться из-за того, что дочь викария нарушает общепринятые правила. Сама эта мысль ужасно ему понравилась.

Ее волосы спутались, словно она в расстройстве дергала за них, щеки раскраснелись, а глаза, обычно выразительные, блестящие и живые, неизменно отражавшие все ее чувства… о Боже, что-то неладно.

Томас выбежал из-за стола, схватил ее за плечи и встряхнул.

— Что стряслось, черт побери? Что случилось? Кто-то тебя обидел?

Она подняла голову и без обиняков выпалила:

— Отец рассказал мне о Мелиссе Уинтерс.

Темные брови привычно взлетели вверх, делая его похожим на сатира, подчеркивая надменную посадку головы и высокомерный взгляд. Руки его упали. Голос внезапно стал холоднее вод Ла-Манша в феврале.

— Твоему отцу, дорогая моя, не следовало лезть в чужие дела. Мегги развернулась и изо всех сил ткнула его кулаком в живот. Он едва успел напрячь мышцы, прежде чем от удара перехватило дыхание. Но Томас по крайней мере удержался на ногах и даже успел перехватить ее запястье, когда она снова попыталась размахнуться.

— Больно, — пожаловался он.

Мегги попыталась вырваться, но он держал ее крепко. Тяжело дыша, она закричала:

— Я рада, что тебе больно! Только отпусти меня и еще получишь!

— Дьявол, Мегги, что это с тобой? — осведомился он, схватив ее за другую руку и снова принимаясь трясти.

— Томас Малком, только не притворяйся, что тебе все это надоело, что тебе совершенно все равно и что ты понятия не имеешь, о чем я толкую и почему злюсь. И опусти брови, я все равно тебя не боюсь. Послушай лучше меня. Томас, мой отец — викарий. Долг и обязанность викария — вмешиваться в дела подобного рода, тем более что ты хочешь стать его зятем. Вполне естественно его желание защитить меня.

— Ладно, но теперь моя очередь сердиться. Нет, даже не пробуй освободиться! Я подержу тебя немного, пока жажда крови в твоих глазах все еще слишком сильна. Так вот, твой проклятый отец не должен был выливать на тебя столько грязи. И учти, Мегги, все это не имеет с тобой ничего общего. Признаю, Мелисса была ошибкой, и очень серьезной, но твоему отцу было бы лучше помолчать.

— Ошибка, как ты столь равнодушно выражаешься, дорого обойдется Мелиссе. Ее последствием будет ребенок, которому придется жить без отца.

Томас разжал руки, подошел к буфету и налил себе немного бренди. Что же, она видела его безразличие, гнев… и теперь он снова превратился в идеального джентльмена.

Прежде чем обернуться к ней, он поднес к губам стакан.

— Мне очень жаль, но так вышло, и теперь ничего нельзя исправить. Знай я обо всем, нашел бы способ предотвратить беду, но я не знал.

В это мгновение вся его мужская красота исчезла, а вместе с ней куда-то девалось и обаяние. Джереми показал себя неисправимым болваном, но Томас куда хуже. Он способен на подлость.

Мегги злилась и на себя за глупость и доверчивость, и на его непробиваемость и полное нежелание раскаяться в содеянном. Ее гнев, бешенство, возмущение его поступком быстро затмили боль предательства.

— Ты мог предотвратить беду, если бы обо всем знал? Что за безумие? Ты сошел с ума?

— Ни в малейшей степени. Может, все-таки сядешь, Мегги? Его рука тряслась, и он ненавидел себя за слабость. Подвинув ей кресло, он зашел за стол.

— Я не хочу садиться, — бросила она, опираясь ладонями о столешницу и подавшись к Томасу всем телом. — Я хочу знать, почему ты не мог предотвратить весь этот ужас. Надеюсь, ты не собираешься обвинить во всем Мелиссу? Она совратила тебя? Она, светская опытная женщина, вынудила тебя к близости? Ад проклятый, Томас, только не смей говорить мне это.

Он оставался стоять, тоже подавшись вперед и распластав ладони по столешнице, так что их лица едва не соприкасались.

— Нет, я не скажу тебе ничего подобного. Мы знакомы совсем недолго, но я считал, что ты начинаешь мне доверять, Насколько я понимаю, отец сказал тебе, что я заплатил за содержание ребенка Мелиссы?

— Да.

— А я ответил, что был бессилен что-либо изменить, и это чистая правда. Видишь ли, я не знал, что натворил Уильям, пока не стало слишком поздно. Дьявол, да я понятия не имел, что он в городе!

Мегги отпрянула, но тут же встала как вкопанная.

— Уильям? Кто, черт возьми, этот Уильям?

— Мой младший брат, вернее, единокровный брат. Он учится в Оксфорде. Однако четыре месяца назад он приехал в Лондон, как я уже сказал, тайком от меня. Он и его друзья решили хорошенько поразвлечься и стали шататься по шлюхам и игорным домам. К сожалению, приятель пригласил Уильяма в свой дом на ужин, там он познакомился с Мелиссой, и последовал бурный роман. — Он нахмурился и посмотрел куда-то вдаль. — Ты посчитала, что именно я сделал ребенка Мелиссе.

— Так утверждал мой отец.

— Так вот, я тут ни при чем. Она девчонка, легкомысленная, безмозглая дурочка.

— Мы ровесницы.

— Да, только годами. Умом ты старше ее лет на десять. Уильям скрыл случившееся и признался, только когда отец Мелиссы прибыл в Боудеи-Клоуз и едва не назвал меня распутным ублюдком. Я с трудом сообразил, в чем, собственно, дело.

Уильям. Это был Уильям. Его единокровный брат, о существовании которого она даже не знала.

Это не Томас.

Словно тучи разошлись над головой Мегги, и в разрыв хлынуло солнце. Вот оно, объяснение: честное, прямое и чистосердечное, так что не осталось ни вопросов, ни сомнений. Она ощутила такое облегчение, такую огромную радость, что хотелось кричать во все горло.

— Сколько лет Уильяму? — спросила она вместо этого.

— Двадцать один. Мужчина в таком возрасте куда глупее своих ровесниц и склонен к самым идиотским и бесшабашным выходкам. А ты, Мегги? Разве ты не делала глупостей в свое время?

— Делала, — не колеблясь, кивнула она, — но никогда не позволила бы мальчишке соблазнить себя.