Эмилия Остен - Жених для дочери

— То есть… супруги уже выбраны вами? — без разрешения заговорила и Клара.

Тиана бросила на нее стремительный взгляд: сестра была бледной как смерть.

— Еще нет, — сознался лорд Меррисон, — однако у меня на примете несколько прекрасных кандидатур. Тебе, моя дорогая Кларибелла, к примеру, по всем статьям подойдет мистер Джулиуз из Саутгемптона, ты его знаешь.

Тиана помнила мистера Джулиуза: узколицый пожилой унылый тип с ладонями холодными и скользкими, словно дохлая селедка. Представить рядом с ним нежную, утонченную Клару, навеки заковать ее в цепи брака с подобным мужчиной — это кощунство. Но, разумеется, мистер Джулиуз — ревнитель веры и разделяет взгляды лорда Меррисона.

— Ну, не станем торопить события, всему свое время, — довольно улыбаясь, сказал отец. Потрясенное молчание сестер он, видимо, принял за знак, что они оробели от оказанной им чести. — А теперь отправляемся к графу де Грандидье. Я должен вас предупредить: вы знаете, сколь несдержанны порою бывают французы. Постарайтесь не заострять внимание на их чудачествах, не перенимать плохие манеры и вольности, которые они себе позволяют. Все знают, что семья Меррисон выше всего этого.

— Сэр, — промолвила Альма вкрадчивым тоном, который всегда использовала, что-то задумав, — если нам скоро предстоит выйти замуж, нельзя ли нам получить чуть больше свободы и общаться с молодыми людьми нашего круга? Вы же знаете, что мы не позволим себе ничего недостойного.

— Я не нахожу это допустимым… — начал сэр Абрахам, но тут впервые за все время подала голос тетя Джоанна:

— Дорогой брат, как ни странно, молодая леди просит о разумном. Неутоленная страсть и общении может помешать после того, как брак будет скреплен. Это разрушает ум, угнетает дух, заставляет предаться греху уныния. Девочки молоды, но хорошо воспитаны; пускай же они вкусят удовольствий, благопристойных, несомненно. Пускай потанцуют лишний раз или два, заведут несколько полезных знакомств. Девочки скромны, уверяю вас. Они не преступят черту приличий.

Тиана никак не могла понять, лицемерит тетя или нет. С той медвежьей неуклюжестью, с которой тетя Джоанна строила отношения с людьми, — наверняка полностью убеждена в своих словах.

— Ну что ж… — Абрахам Меррисон задумался. — К женщинам иногда следует прислушаться! Ведь моя покойная жена была умна и порою давала дельные советы. Хорошо, Джоанна, дочери мои. Вам будет позволено чуть больше, чем обычно, но лишь под моим присмотром. Никаких бесед наедине, никаких, упаси Господь, знакомств с гуляками и повесами! Достойные молодые люди! Вы можете танцевать с теми, кто вас пригласит, если это не совсем уж отъявленные негодяи. Я прослежу.

Конечно, это снова ограничивало выбор, но уже давало возможность хоть ненадолго вырваться из-под родительской опеки. Тиана чувствовала, что ей смертельно необходимо обсудить ошеломляющие новости с сестрами. Если Кларе в мужья прочат мистера Джулиуза, то кого, спаси Господь, готовят для нее самой?

Тиана не сомневалась, что отец обдумывал все возможности не единожды. Счастье дочерей он понимал своеобразно, ему и в голову не придет спросить их мнения. Желания самих девушек не учитываются. Вот почему так бледна Клара: Тиана знала, что ей нравится Бартоломью Финч, очень нравится. И, конечно, в глубине души сестра лелеяла надежду, что однажды ей и молодому офицеру позволят быть вместе… Увы! До сего дня надежда еще имела право на существование. Но теперь поздно тешить себя иллюзиями. Отец подберет для дочерей супругов, во всем на него похожих и, вполне возможно, чуть младше его самого. Кое-кто из отцовских знакомых уже овдовел, так что не откажется жениться вторично. И сэр Абрахам искренне считает, что делает своим детям добро! Непробиваемая отцовская убежденность в этом обескураживала Тиану. Отец любил дочерей, очень своеобразно, но сильно. Он заставит их быть участливыми в своем понимании и тем самым поломает им жизни.

Конечно, есть шанс выйти замуж за человека слабовольного, подчинить его себе и делать что вздумается. Завести тайного любовника, к примеру. Сейчас все сплошь и рядом так поступают. Но Тиане не нравилась подобная перспектива. Во-первых, обладая духом сильным и дерзким, она предпочитала иметь дело с человеком, равным ей или ее превосходящим; сила завораживала ее, свобода действий — манила, словно болотный огонек. С мужем должно быть интересно. Что толку, если он станет мямлить в ответ на ее вопросы? Что толку, если станет склонять голову перед ней? Разве это брак? Разве это настоящее счастье? Как можно завести детей с мужчиной, который слабее тебя по всем статьям? Тиана этого не понимала и не хотела. Еще хуже, если муж окажется домашним тираном и не даст чихнуть без разрешения. Она жила в такой атмосфере всю свою жизнь и понимала, что хочется ей совершенно не этого.

— Ну что ж, — удовлетворенно произнес отец, по-своему истолковав молчание дочерей, — если у вас нет больше вопросов, то мы отправляемся.

Экипаж у лорда Меррисона был один, но просторный. Для деловых визитов имелась еще легкая коляска, однако сестры не пользовались ею; иногда тетя Джоанна испрашивала разрешения, чтобы отправиться за покупками, но случалось это нечасто. В экипаж, здоровенный, словно слон, помещалось все семейство Меррисон, даже с учетом нижних юбок. Слава богу, что мода на кринолины давно прошла, думала Тиана, расправляя на коленях платье. Иначе точно пришлось бы ездить за дамами два раза.

В открытые окна вливался жаркий июльский воздух, в котором смешивались запахи рыбы и близкой воды, пирожков из булочной на углу немытых тел, фабричной копоти. Лондон летом — не самое привлекательное место на земле, в Глостершире в жаркие дни, конечно, лучше. Но в Глостершире нет общества, а тут оно изысканное, на взгляд Тианы, и развращенное, на взгляд отца.

Иногда Тиана задавалась вопросом: почему отец вообще не запер ее и сестер в своих комнатах и не ограничил их передвижение стенами особняка? Почему он вывозит их в свет, хотя и следит за ними пристально, но все-таки что-то позволяет? Она догадывалась, что благодарить за это стоит покойную мать и отчасти — тетю Джоанну. Супруга лорда Меррисона, говорят, была веселой женщиной, обожала общество, не чуралась развлечений. Отец, похоже, действительно ее любил; тетя Джоанна уверяла, что он всегда был набожен, однако лишь после смерти жены ударился в религиозные крайности. И все же память жила в нем, проливаясь не только тоской, но и пониманием: иногда во взгляде отца проскальзывала теплота, которой обычно девочки не чувствовали. Он делался добр и снисходителен, а затем снова замыкался в себе, своем образе жизни, молитвах и нравоучениях подрастающему поколению.