Ани Сетон - Моя Теодосия

В этот момент распахнулась дверь в соседнюю ложу, и в нее с шумом вошла группа офицеров. Обмениваясь шутками и по-доброму чертыхаясь, они стали пробираться к передней скамье.

Их было шестеро или семеро. Тео небрежно наблюдала за ними в надежде, что они вовремя утихомирятся и можно будет услышать первые реплики артистов, ибо уже возвестили о подъеме занавеса.

Первое представление называлось «Дочь эллина» с Шарлоттой Мельмот в главной роли. Она была весьма популярна у публики партера, часто прерывавшей ее монологи непристойными комплиментами и ликующими возгласами до самого апогея спектакля, когда дочь эллина сбивает с ног тирана, вот-вот собиравшегося убить ее отца, после чего весь зал отдавал дань актерской игре молча, и лишь из верхних лож доносились всхлипывания женщин.

Тео раньше уже видела эту трогательную трагедию, причем в лучшем исполнении. По правде говоря, она была согласна с сухой репликой Аарона: «Поразительно глупая и старомодная пьеса». Но каждый раз, когда она смотрела эту вещь, втайне от всех она ставила себя на место дочери эллина. Тео испытывала ужас, когда несчастная героиня боролась за спасение жизни своего отца, она чувствовала, как воззвание миссис Мельмот о мести заставляло трепетать ее собственную душу.

Занавес упал на воссоединившихся отца и дочь. «Я бы сделала то же самое», – думала Тео и бессознательно поглядывала на ложу Гамильтонов. Ее подспудное недоверие к Александру неожиданно сфокусировалось в ненависть. Он был опасным врагом ее отца. Она чувствовала это и видела, что Аарон еще полностью не осознавал этого.

С долю минуты она ощущала в себе способность вонзить блистающий кинжал, как это сделала дочь эллина. Из этого состояния ее вывел веселый голос Аарона, раздавшийся позади нее. Он обсуждал пьесу:

– Ах, мой дорогой граф, видите ли, жизнь ни на йоту не похожа на это. Во всяком случае, жизнь в современном обществе. Эта история абсурдна.

Тео вновь посмотрела на ложу Гамильтонов, и к ней вернулось чувство юмора. Александр, спокойно попивавший сок, постукивал костяшками пальцев в такт музыке, в то время как его жена и дочь наклонились к нему и о чем-то шептались.

«Нет, в нынешней жизни нет никакой драмы, – думала Тео. – Мы слишком цивилизованны. Теперь больше не происходит ничего увлекательного».

Она слегка откинулась назад, чтобы ответить Джозефу, интересовавшемуся испанскими танцорами, которые должны были заполнить паузу в антракте. Потом она немного развернулась, чтобы было удобнее беседовать с ним, как вдруг ее внимание привлекли офицеры в соседней ложе. Или, точнее, один офицер, сидевший несколько обособленно от других и пристально смотревший на Тео.

Встретившись с ним взглядом, она испытала ощущение взрыва в груди, как будто раздался выстрел небольшого мушкета. Она с шумом вдохнула воздух, так как офицер очень сдержанно поклонился ей, хотя она была уверена, что никогда раньше не встречала этого человека.

Офицер вежливо потупил взор. Вздрогнув, она опомнилась и что-то пролепетала Джозефу, но не услышала его ответа.

Радость, смешанная со страхом, переполняла ее. «Что со мной? – рассеянно думала она. – Это просто попытка флирта, он обычный волокита». – Но она знала, что это не так.

Она достала веер, чтобы спрятать за ним лицо, что-то отвечала Джозефу, смеялась всему, что бы он ни говорил. Он был очарован, полагая, что сделался удивительно остроумным. Ни разу он не видел, чтобы она так себя вела.

Офицер поднялся и заговорил с приятелями. На нем был голубой мундир с красными нашивками и золотой эполет на правом плече. Это означало, что он был в чине капитана. Он был худ и очень высок, в его облике было что-то суровое, аскетическое. Посадка его головы и плеч совершенно не вязались с затянутым высоко на шее черным шелковым шарфом и неестественностью густо напудренных волос, что полагалось офицерам.

У него был суровый профиль, его губы, довольно полные, были крепко сжаты в полоску, как у индейца. От носа к выступающему подбородку протянулись борозды морщин. Хотя он казался молодым, в нем было что-то тяжеловесное, и он напоминал Тео генерала Вашингтона, который в молодости, должно быть, выглядел точно так же.

Она вздрогнула, когда три удара со сцены возвестили выход испанских танцоров. Занавес поднялся. Капитан сел на место и посмотрел ей прямо в лицо. Она увидела в его напряженном взгляде то же вопрошающее, смятение, которое чувствовала в себе самой. Ее щеки и шея покраснели, но она не могла отвести взгляда.

Она заметила, как напряглись его мышцы, казалось, он готов был вскочить и перепрыгнуть через барьер между ними. Бессознательно она покачала головой, и он кивнул. Его губы дрогнули в едва различимой улыбке, интимной и понимающей, как будто они знали друг друга многие годы.

Тео потеряла интерес к окружающему. Ее дыхание стало прерывистым. Тем временем испанских танцоров забросали градом кочерыжек и гнилых яблок, прежде чем управляющий мистер Хэллем успел стащить их со сцены своей крючковатой палкой.

– И давно бы так, тебе не кажется, мисс Присей? – шутливо спросил Аарон, склоняясь к ней.

Она невнятно что-то пробормотала, что было не похоже на нее. Удивленный, он внимательно посмотрел на нее. Ее щеки горели, как у живой розы. Под полями ее крошечной зеленой шляпки глаза казались необыкновенно яркими. Пораженный, он понял, что она потрясающе красива, но находится в каком-то отрешенном состоянии. Аарон тут же забеспокоился о ее здоровье.

– Ты в порядке, Тео? Тебя не знобит? Здесь душно, может, уедем?

Она тупо вглядывалась в него, пока, наконец, его слова не дошли до нее, а затем рассмеялась весело и естественно:

– О, нет, папа. Я чувствую себя прекрасно. Мне не хочется уезжать. Мне очень нравится представление.

Аарон не был удовлетворен ее ответом.

– Вряд ли ты могла наслаждаться спектаклем, если только полностью неутратила способности к восприятию. И, кроме того, ты вовсе не следила за представлением. О чем ты думала?

Впервые в жизни она обиделась на его вторжение в ее мысли и впервые намеренно сказала ему неправду.

– Дочь эллина напомнила мне одну из од Горация. Я пыталась вспомнить ее.

Аарон хмыкнул:

– Гляди, Джозеф, какой синий чулок ты берешь себе в жены!

Джозеф усмехнулся с глупым видом. Он чувствовал себя счастливым и, что было необычно для него, возбужденным. Он рассматривал девушек в других ложах и решил, что ни одна из них не могла сравниться с Теодосией по красоте. Красивая жена, которая может цитировать Горация, будет приятным приобретением, которое можно будет продемонстрировать чарлстонскому обществу. А если на выборах все пройдет хорошо, то она, к тому же, станет дочерью президента.