Эмилия Остен - Бархатная маска

Фламбар появился в гостиной лишь через час, спокойный, будто скала, и одетый как обычно – в домашний камзол с серебряными пуговицами. Любопытно. Лаис ожидала, что маркиз переменит облачение, коль скоро его статус оказался раскрыт, и ошиблась: Энджел по-прежнему играл роль фехтовальщика.

– Миледи. – Он наклонил голову, как делал уже тысячу раз, а Лаис поднялась ему навстречу, не зная, как себя вести. По правилам этикета, это ей следовало первой приветствовать его. И уж никак не ждать от него обычного «миледи».

– Энджел… Или мне следует называть вас «милорд»? – Она сцепила пальцы за спиной, молясь, чтобы тщательно взлелеянное хладнокровие продержалось еще несколько минут.

Фламбар покачал головой. Выглядел он неважно: глаза запавшие и лихорадочно блестят, на щеках нездоровый румянец. Похоже, известия, привезенные из Лондона, оказались не слишком приятными.

– Прошу вас, садитесь, графиня. Вы ничего мне не должны. – Он приблизился и стоял, пока Лаис не опустилась обратно в кресло. – Вот так. Пожалуйста.

Не дожидаясь приглашения, он сел напротив нее, положив руки на подлокотники. Лаис не выдержала:

– Шоколаду?

– Это весьма любезно с вашей стороны, спасибо, – кивнул Фламбар.

Комедия, раздраженно подумала Лаис, наполнила чашку и протянула ее Энджелу. Тот принял и сделал глоток.

– Нам ведь нужно поговорить, верно? – Он глотнул еще раз и поставил чашку на столик. – Я снова прошу прощения за обман, к которому был вынужден прибегнуть.

– Я не знаю теперь, как обращаться к вам, – созналась Лаис, – и что вам сказать. И зачем…

Энджел поднял ладонь, останавливая поток слов.

– Я попробую все объяснить. Теперь, когда вы знаете, кто я, – могу ли я просить позволения называть вас по имени? Я давно этого хотел, но не решался. Ведь слуги не зовут по имени своих хозяев. – Слабая улыбка засветилась на его губах.

– Да, вы можете звать меня по имени. – Конечно, следовало бы запретить – после того, что он устроил, но… Лаис совершенно сбилась с толку. Что за игру он ведет?

– Благодарю. – Фламбар кивнул.

– Вы говорите, что я теперь знаю, кто вы. Но на самом деле я не знаю.

– Я второй сын герцога Девери, – буднично произнес Энджел. – Мой отец скончался три дня назад, и титул перешел к моему старшему брату Брайану. Теперь он – здравствующий герцог Девери.

– И вы… я не знаю, с какого вопроса начать. – Лаис беспомощно развела руками. – Их слишком много. Как я должна теперь относиться к вам? Вы обманули меня, представившись человеком незнатным; я сердита на вас и не понимаю теперь, насколько мое поведение по отношению к вам выглядело неподобающим.

– Вам не нужно ни о чем беспокоиться. Вы вели себя безупречно.

– Не совсем. – Лаис вспомнила поцелуй в библиотеке.

– Об этом мы поговорим чуть позже, – с нажимом сказал Фламбар. – Для начала я хотел бы, чтобы вы выслушали мои объяснения, Лаис. Я обдумал сложившееся положение, и… К сожалению, больше ничего от вас скрыть не удастся.

– К сожалению? – она вздернула бровь.

– Именно. Потому что знание это несет печаль и неприятности. Неужели вы думаете, что я поступил подобным образом просто ради забавы? – Он говорил достаточно спокойно, но та четкость, с которой он произносил слова, выдавала его напряжение.

– У меня имелось такое предположение, скажу вам честно, – созналась графиня.

– Отбросьте его, оно не содержит истины. – Энджел потер лицо. – Пожалуй, следует начать, как водится, с начала.

Лаис подалась чуть вперед, вслушиваясь в его голос и стараясь не упустить ни слова. Она испытывала громадное облегчение. Наконец-то тайны окажутся раскрыты, и можно больше не блуждать в сумерках, гадая и ошибаясь.

– Моя мать скончалась достаточно рано. Мне тогда исполнилось десять, а Брайану – семнадцать; для меня ее смерть оказалась весьма ощутимым ударом. Брайан всегда был любимцем отца, я же, как младший, получил всю нежность и любовь матери. Когда после недолгой болезни она отошла в мир иной, оставив меня наедине с огромным и пугающим миром, я долго не мог прийти в себя. – Он усмехнулся. – Пусть это покажется вам странным, ведь в среде высшей аристократии нежные чувства не приняты, но я очень любил мать, а она проводила со мною все свободное время, хотя должна была бы сдать на руки нянькам и позабыть о моем воспитании. Ее не стало, и я попробовал обратиться за любовью к отцу. Однако герцог почти не замечал меня. Что я только ни делал, чтобы ему понравиться! Блестяще осваивал знания, учился фехтовать и ездить верхом, потребовал лучшего учителя танцев, чтобы стать самым блестящим молодым человеком в обществе. Отец не замечал моих стараний, все его надежды и чаяния были связаны с Брайаном. Я мог бы возненавидеть и отца, и брата, только ненависть никак не рождалась в сердце. Несмотря на то что им обоим практически не было до меня дела, я любил их.

Лаис молчала, стараясь не прервать неосторожным словом рассказ Энджела. Впервые он говорит с ней откровенно. Наконец-то. Она так долго этого ждала – и вот получила. Бойся своих желаний, они могут осуществиться…

– Брайан почти не обращал на меня внимания, пока была жива мать. Мы с ним обитали в разных мирах – я радовался жизни, занимался музыкой, улыбался людям и чувствовал себя счастливым. Брайан же… С детства он был довольно мрачным человеком. Его привлекали темные стороны человеческой натуры. Он просил отца брать его с собой смотреть казни, а герцог считал это проявлением мужского характера и потакал Брайану. Брат изводил слуг, мучил кошек. Однажды я застал его за тем, что он сидел над пойманным бродячим щенком и кинжалом резал на полосы его шкурку. Я пожаловался матери (она еще не начала болеть), и Брайану тогда сильно влетело. Наверное, с тех пор он и стал ненавидеть меня. Я до сих пор этого не знаю. – Энджел смотрел на пламя в камине, будто оно могло дать ответы на его вопросы. – Я так и не понял, как рождается ненависть. Может, напрасно. Если бы я возненавидел его тогда, то…

– Мы не можем предсказывать, что случится, – тихо произнесла Лаис.

– Верно. Вы правы. Как бы там ни было, дальше я и Брайан воспитывались отдельно. И если я ради внимания отца делал многое, брат делал вдвое. Он все время находился подле герцога, опасаясь, что я своей любовью могу разрушить то, что есть у него самого. Он мог бы не переживать так: отец любил его невероятно. Я никогда не видел, чтобы отцовская любовь была столь огромной и столь слепой. Герцог все время говорил о Брайане, о его успехах, его блестящем будущем. Меня он едва замечал. Несколько лет я старался добиться отцовского внимания, затем смирился. Мне исполнилось девятнадцать, я был полон радужных планов, открыл свой лондонский сезон и вовсю флиртовал с юными наследницами, рассчитывая рано или поздно найти возлюбленную и соединиться с нею в счастливом браке.