Кэтрин Смит - В ночи

Лондон, декабрь 1818 года

– Тогда я заставлю тебя.

Это она серьезно? Думает, что он мальчик, который не способен постоять за себя?

Наверняка. Возможно, в чем-то она права. В значительной степени. Ее реплика жалила, но для того, чтобы побудить его к действию, требовалось нечто большее, чем слова. Уинтроп Райленд улыбнулся своей собеседнице любезно, но холодно.

– Боюсь, это вызов, который я не смогу принять.

Статная женщина медленно, подчеркнуто соблазнительно обмахивала веером декольтированную грудь. На ее красивом лице отразилось удивление.

– Почему же?

Наблюдая, как кружатся и приседают перед ним танцоры, Уинтроп позволил своей улыбке стать совсем ледяной. Именно за это он терпеть не мог приемы в зимнее время: уклониться от пустых разговоров не было никакой возможности.

– Потому что я заранее знаю, чем для леди закончится мое приглашение на танец. – Леди Дюмон не была удовлетворена столь туманным ответом.

– И чем же, сэр? – Он быстро покончил с остатками шампанского, поиграл пустым бокалом.

– Ее сестра забьется в истерике.

Это, конечно, отдавало мелодрамой, но было правдой. Он сохранил доверительные отношения с большинством женщин, которых знал, что вполне устраивало его. Те, кого пытались навязать ему, словно они были рождественским гусем, как правило, нуждались в финансовой поддержке или в связях. Конечно, завидные связи не могли стать компенсацией, во всяком случае, когда речь шла о его родне. Семья Райлендов, даже ее отдаленные ветви, никак не относилась к тем, у кого была хорошая репутация.

Его натура сопротивлялась любому принуждению. Однако это не помешало ему посматривать в сторону очаровательной и пользующейся успехом в обществе Минервы Баннинг и ее старшей сестры Мойры – бдительной виконтессы Осборн.

Сам он считал привлекательность особенностью, которой придают чрезмерное значение. А популярность у этого сборища означает лишь умение говорить банальности. В общем, полная скука. Тем не менее, весь вечер его взгляды постоянно устремлялись к сестрам. Он хотел, чтобы это заметила его собеседница. Обычно он был более скрытен.

Сейчас, если леди Дюмон пожелает, чтобы он украдкой сорвал у нее поцелуй, вместо того чтобы попросить о танце, это его вполне устроит. Просить – вот уж чего он не делал никогда. А украсть – здесь у него был опыт.

Леди Дюмон явно потеряла интерес к ситуации и перестала настаивать. К величайшему сожалению.

– Уинтроп, дорогой, ты собираешься быть завтра вечером у своей невестки?

Поставив пустой бокал на поднос проходившего мимо лакея, Уинтроп вновь повернулся к своей собеседнице. Десять лет назад его наставница леди Дюмон была эффектной женщиной с платиновыми волосами и пышным телом. Назвать его по имени не было проявлением особых отношений. Это осталось в прошлом. Он делил с ней постель в течение нескольких месяцев, а до и после того помог ей освободиться от нескольких произведений искусства, принадлежавших ее последнему мужу.

Конечно, тогда он думал, что его преступная деятельность идет на пользу Англии. Святая простота! Как молод и самонадеян он был когда-то!

– Разумеется, я собираюсь к Октавии, – ответил он, мысленно возвращаясь из прошлого. – У меня нет выбора.

Даже если бы выбор был, у него не возникало и мысли разочаровать невестку. Когда Октавия стала женой его брата Норта, она тотчас же заслужила его преданность. У него были доверительные отношения с Нортом. Брат был его совестью. И если Октавия хороша для Норта, она устраивает и его.

– Женщины – слабость мужской половины Райлендов. – Леди Дюмон сдержанно улыбнулась, продолжая лениво обмахиваться веером.

Уинтроп ответил коротким смешком.

– Скорее, одно из многих пристрастий.

– Довольно грубое, не так ли?

Он пожал плечами. Ее болтовня надоела. Вдруг стало так скучно, что захотелось повернуться спиной к бывшей любовнице и бежать, куда глаза глядят. Не от болезненного желания молчать обо всем, что касалось его семьи, хотя он был единственным, кто имел основания возразить ей. Он никогда не был откровенен с этой женщиной, когда делил с ней постель. С чего она решила, что он будет таким сейчас?

– Прошу прощения, миледи. – Он против обыкновения отвесил поклон, однако его внимание уже было сконцентрировано на другом – как избавиться от нескончаемой душевной боли. Он никогда бы не признался ни себе, ни своим братьям, что из его жизни словно что-то исчезло, и возникла пустота. Если бы только хоть один из них был рядом, он смог бы справиться с этим ощущением.

Но братьев здесь не было. Норт с Октавией остались дома. Его младший брат Девлин с женой в это время ехали на рождественские праздники из Девоншира. А Брама вообще не принимали в обществе, хотя с началом сезона мнение света понемногу стало смягчаться по отношению к нему. Возможно, именно из-за отсутствия братьев Уинтроп испытывал такой интерес к той женщине: ее сестра почти постоянно находилась возле нее. Трезво рассуждая, он понимал, что через какое-то время все пройдет само собой, но сейчас он завидовал ей.

Уинтроп направился в сторону сестер, пробираясь сквозь толпу. Помимо цвета волос и ровной линии зубов, они мало походили друг на друга. Минерва была ниже ростом, с более округлыми линиями тела. Волосы вились локонами. Кожа ее была более смуглой, а вырез на платье – глубже. В бледно-желтом вечернем туалете она выглядела маленькой изысканной конфеткой. Виконтесса была высокой белокожей женщиной. Выражение ее лица казалось настолько же замкнутым, насколько открытой выглядела ее сестра. Она была одета несколько броско, и это производило странное впечатление. Ярко-зеленый цвет платья убивал блеск ее волос.

Внешне она казалась человеком без юмора, но он знал, что это не так. Любой из тех, с кем он разговаривал о ней, отмечал легкость и быстроту ее ума. Возможно, потеря мужа два года назад была причиной отсутствия радости в ее облике. А может, это был стресс из-за стремления выдать замуж младшую сестру во время лондонского межсезонья. В городе в это время года оставалось мало подходящих для этой цели мужчин, хотя никто не мог точно сказать, сколько из них толпилось вокруг мисс Баннинг.

Ни для кого не было секретом, что виконтесса очень жестко опекала сестру, вплоть до того, что тщательно отбирала тех, кто мог просто подойти и поболтать. Говорили, что со времени приезда в Лондон мисс Баннинг не единожды вслух протестовала против строгого сестринского попечения. Минни, как в соответствии с нынешней модой ее стали называть, любила привлекать внимание. И ей не нравилось, что сестра караулит каждый ее шаг.