Джулия Грайс - Нежные объятия

– Вы правы, мой наряд несколько неподходящ для прогулки по цехам, но мы что-нибудь придумаем. Я надеюсь, у вашей жены найдется какое-нибудь старое пальто или накидка?

Отвергнув все возражения управляющего, Элиза соорудила одеяние, позволяющее без всякого ущерба пройти по грязному заводскому двору к новой печи.

И хотя после посещения завода ей нужно было возвращаться домой, Элиза невольно повернула упряжку к дому отца. Риордан передал этот дом ей, как и обещал, а бывшие владельцы уже выехали. Элиза нашла отцовский особняк совершенно неизменившимся: та же металлическая ограда, та же тщательно подметенная подъездная дорожка, которая вела к сараям для экипажей и конюшне.

Сколько раз, будучи еще совсем молоденькой девушкой, Элиза спешила поскорее завести коляску в сарай, чтобы встретиться за завтраком с отцом! Именно на этой дорожке отец давал ей первые уроки обращения с лошадьми.

Но теперь и дом, и постройки, окружавшие его, показались Элизе меньше и мрачнее. Может, оттого, что она уже успела привыкнуть к другой, роскошной жизни?

Незнакомый конюх – молодой парень с осунувшимся рябым лицом – помог ей выйти из коляски.

– Меня зовут Бифф. Я убираю еще и в соседней конюшне, а также чищу и подметаю задний двор.

– Понятно. Я хочу осмотреть дом изнутри. Это возможно?

– Все закрыто, мэм. – Парень смущенно улыбнулся, и Элиза подумала, до чего же он похож на их прежнего конюха. После Великого Пожара Элиза потеряла его след, наверное, как и тысячи горожан, оставшихся без крова, он покинул Чикаго.

– Тогда пойди разыщи сторожа. Я все же хотела бы попасть в дом.

– Слушаюсь, мэм.

Парень поспешил прочь, а Элиза осталась ждать у цветочной клумбы, уже покрывшейся молодыми бутонами.

Неужели прошло только три года с тех пор, как она жила здесь? А кажется, целая вечность отделяет ее от того дня, когда она погоняла лошадей, стараясь успеть на последний завтрак с отцом.

Элиза вздрогнула при мысли о том, как сильно отличается она сегодняшняя от той наивной, ожидающей от жизни только радости девочки.

Сколько всего произошло с тех пор: самоубийство отца, пожар, Риордан, борьба за возвращение завода Эмсела и, наконец, брак по расчёту, корыстное соглашение, лежащее в основе их союза.

– Мэм? – На дорожке появился человек. – Я здешний сторож. А вы, должно быть, миссис Дэниелс?

Элиза встряхнулась и прогнала от себя прочь печальные мысли.

– Да. Я хотела бы осмотреть дом, если позволите.

Элиза бродила по дому, прислушиваясь к гулкому эху шагов, раздававшемуся по деревянным перекрытиям. Ей почудилось, что дом населен призраками минувших лет, которые, таясь по углам, иногда являются человеку, сюда забредшему. Вот отец – смеется, закинув голову, и несет ее, маленькую, на плечах вверх по лестнице. Вот она – пятнадцатилетняя девочка, кричит ему что-то вслед. Фифина бормочет себе что-то под нос по-французски и злобно шелестит накрахмаленными юбками. Сердце Элизы сдавила болезненная тяжесть. Папа!

Большую часть прежней мебели продали, остались лишь немногие крупные вещи, аккуратно закрытые чехлами, вероятно, сторожем. Элиза пробралась в отцовскую библиотеку, и ей померещился сладкий аромат сигарного дыма.

Элизе стало не по себе, и она поспешила выйти в коридор. Затем она заглянула в оранжерею, где среди роскошных цветов по-прежнему стоял мраморный мальчик с неизменной улыбкой на лице. Мальчик с тех пор совсем не изменился, а вот она… Стало вдруг очень грустно. Элиза развернулась и вышла из оранжереи, жалея, что вообще заглянула сюда. Она не зашла в папину спальню, боясь увидеть что-нибудь страшное. А вдруг там притаился дух отца? Но, устыдясь собственной трусости, Элиза приободрилась. Какие глупости! Папа так любил ее, хотел, чтобы она стала его полноправной наследницей. Так зачем же она подозревает его мятущийся дух в вероломстве?

– Ну вот, папа. Я сделала так, как ты хотел. Я владею этим домом и твоим заводом, – раздались слова Элизы в пустой комнате.

Элиза торопливо прошла мимо закрытой двери в папину спальню, мысленным взором возвращаясь к картине той ночи – дрожащая Фифина, пытающаяся не пустить ее в комнату. Значит, Фифина была любовницей отца. Именно поэтому она всю жизнь относилась к Элизе с неприязнью и вечно брюзжала по любому поводу! Чем не мачеха? Именно поэтому она до сих пор пребывает в уверенности, что Элиза обязана ей за то, что она каждую ночь проводила в постели ее отца!

А с другой стороны, может, Фифина не напрасно считает себя вправе ожидать какой-то компенсации?

Мысли Элизы неожиданно для нее самой приняли другой оборот. Ведь отец точно так же использовал Фифину, как сейчас Риордан использует ее саму. Наверное, все дело в том, что папа недостаточно много платил Фифине, поэтому она чувствует себя обиженной.

Элиза прошла по коридору до конца к маленькой лестнице, ведущей на третий этаж, где располагались комнаты прислуги и небольшой чердак. Спальня Фифины находилась там же, рядом со спальнями других слуг. Движимая безотчетным порывом, Элиза поднялась по лестнице. Сюда сторож, похоже, почти не заходил: на ступенях и перилах лежал толстый слой пыли. Комнаты слуг были как две капли воды похожи одна на другую – узкие железные кровати, шкафы, деревянные стулья, китайские фарфоровые кувшины для умывания. Элиза бродила по комнатам, не понимая, что именно подвигло ее взбираться на такую верхотуру.

Элиза прошлась по бывшей комнате Фифины и не нашла ни единого следа некогда жившей здесь француженки, кроме одиноко висевшей на спинке стула, всеми забытой сетки для волос. Ее кровать была чуть шире, чем у других, и мягче, у окна стоял мраморный умывальник – жалкие привилегии, приобретенные Фифиной за свою связь с Авеном Эмселом.

Почувствовав неловкость, Элиза захлопнула дверь и направилась к чердаку. Давным-давно, будучи ребенком, она любила залезать сюда тайком в дождливые июльские дни и играть среди старых сундуков, коробок и поломанной мебели. Отсюда можно было попасть еще и в маленькую каморку, находящуюся в самом кипрпичном куполе.

Элиза задыхалась от пыли и паутины, чувствуя, что вступила в свое собственное детство. Все осталось здесь без изменений. Те же самые коробки, разве что со временем Их стало больше. Наверное, прежние хозяева снесли сюда все личные вещи Эмселов, которые посчитали ненужным хламом.

Элиза удивилась, найдя на чердаке шкатулку, всегда стоявшую в отцовской библиотеке. Здесь хранились старые письма от кредиторов, многие из которых – со стыдом отметила Элиза – содержали одни и те же требования: выплатить хотя бы проценты. Элиза собиралась уже закрыть шкатулку, как вдруг заметила на самом дне коробку от сигар. Она открыла крышку и обнаружила там целую пачку записок. Первая же из них была такого содержания: «Фараон. Должен Клиффорду Джонстоуну 500 долларов. И Филипу Армуару 1000 долларов. Не забыть!» И подобных записок оказалось десятки. На некоторых из них стояли отметки об уплате долга, но на большинстве таких отметок не было. Эти долги списала отцовская смерть, и им не суждено быть выплаченными. Закрыв шкатулку, Элиза спустилась вниз и разыскала сторожа, чтобы отдать ключи.