Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Это позор, если вы позволите мне выразить свое мнение. Надо было перестрелять бо́льшую часть из них.

Послышалось несколько негромких возгласов: «Слушайте, слушайте!», а оратор тем временем продолжил свою обличительную речь.

– О чем они говорят, Джон? – прошептала Гвен.

– Недавно в Канди [1] Канди – государство, существовавшее в центральной части острова Шри-Ланка с XV по XIX в. В 1815 г. оккупировано британскими войсками и включено в состав королевской колонии Цейлон. произошла стычка. Кажется, британское правительство обошлось с ее виновниками довольно сурово. И это вызвало бунт. Ходят слухи, что это был протест не против британцев вообще, но что-то связанное с памятными цветами [2] Памятные цветы – акции борцов за независимость Цейлона, которые устраивали в противовес ежегодной продаже маков 11 ноября, в день подписания в 1918 г. Компьенского перемирия, послужившего прологом к окончанию Первой мировой войны. Цейлонские активисты продавали в этот день цветы тюльпанного дерева и направляли доходы на поддержку нуждавшихся местных жителей. .

– Значит, мы в безопасности?

– Да, – кивнул Партридж. – Но это дает повод старым служакам поораторствовать. Все началось лет десять назад, когда британцы расстреляли сходку мусульман. Это было ошибкой.

– Звучит не очень приятно.

– Да. Видите ли, Цейлонский национальный конгресс пока не требует независимости, только большей автономии. – Он покачал головой. – Но если вы спросите меня, нам нужно действовать осторожнее. Учитывая, какие события происходят в Индии, пройдет совсем немного времени, и Цейлон последует ее примеру. Это еще только начало, помяните мои слова, проблемы назревают.

– Скажите, вы социалист?

– Нет, моя дорогая, я врач.

Гвен улыбнулась, заметив веселые искорки в глазах своего собеседника, но потом взгляд Партриджа посерьезнел.

– Проблема в том, что только трое кандийцев были избраны в совет, поэтому в нынешнем году некоторые из них покинули Цейлонский национальный конгресс и создали вместо него Кандийскую национальную ассамблею. Вот за чем нам нужно проследить, да еще за Молодой ланкийской лигой, которая начинает создавать оппозицию британцам.

Гвен взглянула на сидевшего на другом конце стола Лоуренса, надеясь, что он подаст ей знак, мол, мужчины не против, чтобы дамы удалились, но тот, прищурив глаза, смотрел куда-то вдаль.

– Мы кормим их, – говорил другой мужчина, – заботимся о них, даем им крышу над головой. Все это более чем удовлетворяет требуемым стандартам. Чего еще они хотят? Лично я…

– Но мы можем сделать гораздо больше, – перебивая его, спокойно заговорил Лоуренс, он не горячился, держал эмоции под контролем. – Я построил школу, но дети туда почти не ходят. Пора найти какое-то решение.

Волосы вздыбились у него надо лбом – верный знак, что он ерошил их руками, и Гвен поняла, что ее супруг привык делать так, когда испытывал нервное напряжение. Это придавало Лоуренсу моложавый вид, и ей отчаянно захотелось обнять его.

Доктор похлопал ее по руке:

– Цейлон – это… ну… Цейлон – это Цейлон. Вы скоро составите о нем собственное мнение, – сказал он. – До перемен еще далеко, но мы не останемся глухими к призыву Ганди о сварадже для всех.

– Сварадже?

– Самоуправлении.

– Понимаю. Это будет плохо?

– На данном этапе никто не знает.

После ухода гостей Лоуренс вошел в комнату Гвен и, раскинув руки, упал на постель. Она разволновалась. В камине горели поленья, и в комнате было очень тепло. Как же их прогулка к озеру?

– Иди сюда, дорогая, – сказал он. – Иди ко мне. – Гвен подошла и, не раздеваясь, легла рядом с ним поверх покрывала. Лоуренс приподнялся на локтях и улыбнулся. – Боже, как же ты хороша!

– Лоуренс, а кто такая эта блондинка в черном? Мне не удалось поговорить с ней.

– В черном?

– Да. Такая была всего одна.

Он сдвинул брови:

– Ты, должно быть, имеешь в виду Кристину Брэдшоу. Она вдова, американка. Ее мужем был банкир Эрнест Брэдшоу. Вот откуда у нее столько украшений.

– Она не похожа на скорбящую вдову. – Гвен помолчала, глядя на умное, красиво очерченное лицо мужа. – Лоуренс, ты меня любишь?

Он удивился:

– К чему этот вопрос?

Гвен закусила губу, размышляя, как лучше выразить свою мысль.

– Но ты не… Я хочу сказать, что чувствовала себя немного одиноко с момента приезда на плантацию. Я хочу чаще бывать с тобой.

– Ты со мной сейчас.

– Я не о том. – Последовала недолгая пауза, Гвен мялась, чувствуя неуверенность в себе. – Что за дерево растет под моим окном? – спросила она. – Оно похоже на вишню.

– О боже, ты ведь не пробовала с него ягоды, а? – (Гвен кивнула.) – Они горькие. Из них тут готовят чатни . Я никогда их в рот не беру.

Вдруг Лоуренс закатился на нее, придавливая к постели, и поцеловал в губы. Ей понравился слабый запах алкоголя в его дыхании, и, возбужденная предвкушением, она приоткрыла рот. Он обвел его пальцем, и она почувствовала, как все ее мышцы расслабились, но затем случилось нечто странное. Лоуренс затаил дыхание и весь напрягся. Гвен уловила в его глазах тревогу. Она погладила мужа по щеке, чтобы это выражение пропало, но Лоуренс молча посмотрел на нее – почти что сквозь нее, словно не знал, кто она такая, и вдруг быстро сглотнул, встал и вышел из комнаты.

На мгновение Гвен застыла в неподвижности, потом выскочила за дверь, чтобы позвать его, однако, сделав несколько шагов по коридору, увидела, что Лоуренс уже поднимается по лестнице. Не желая, чтобы кто-нибудь из слуг увидел, как она гоняется за мужем, Гвен вернулась в свою комнату, а оказавшись внутри, прислонилась спиной к стене, чтобы выровнять дыхание. Она закрыла глаза и отдалась ощущению пустоты и одиночества. Видение освещенного факелами озера больше не манило ее. Что такое с Лоуренсом?

Гвен разделась и забралась в постель. Привыкшая к открытому выражению эмоций, она чувствовала смятение и очень хотела, чтобы Лоуренс заключил ее в объятия; тоска по дому волной накатила на нее. Отец похлопал бы ее по руке и сказал: «Выше голову», а мать, вероятно, бросила бы на нее сочувственный взгляд и принесла кружку какао. Кузина Фрэн, изобразив на лице напускную строгость, велела бы ей не вешать нос. Гвен хотелось больше походить на сестру. Никто не одобрял Фрэн, когда та отправилась к медиуму, мадам Состаржински, но она все равно пошла, и кто стал бы винить бедняжку после того, как ее родители трагически погибли при крушении «Титаника».

Беспокойство из-за Лоуренса не давало Гвен уснуть, и, чувствуя, что ей, вероятно, предстоит провести бессонную ночь, она лежала на спине и таращилась в темноту. У него, наверное, есть причины так вести себя, размышляла она, но как объяснить это странное выражение его глаз?