Елена Арсеньева - Город грешных желаний

— Не веришь?

— Не верю, — отмахнулся Григорий. — Полюбовник-то твой помер. Кто нас теперь представит Аретино?

— Кто? — сверкнула глазами Троянда. — Я, вот кто!

— Ты-ы? — изумленно взвыл ободрившийся Васятка. — А ты кто такова?

Григорий же ничего не спросил, но короткий взгляд его, чудилось, пронзил Троянде сердце, таким презрительным и острым был он. А потом нехорошая усмешка тронула его твердые губы, он снова налег на весла, и Троянда сама не знала, радоваться ей или печалиться тому, что лодка начала разворачиваться к берегу. Значит, он все-таки поверил ее словам… и всему тому, что угадывалось за ними.

Троянда помнила, как поздно встают во дворце Аретино, и была готова к тому, что ждать придется долго. Разумеется, она не собиралась топтаться в приемной, надеялась пройти к Аретино сразу же, как только он проснется. Надо думать, Луиджи не откажет ей в протекции у бывшего любовника! И она была просто ошарашена, когда привратник сообщил, что синьора Веньера он позвать не может, ибо его со вчерашнего дня нет и никто не знает, где он.

Троянда с досадой прикусила губу. Наверняка Аретино послал Луиджи куда-то с одним из тех приватных поручений, выполнять которые молчаливый секретарь умел столь мастерски. А может быть, у Луиджи новый любовник, от которого тот не в силах оторваться? Как бы то ни было, его нет. Что же делать? Не у Пьерины же протекции просить, в самом деле!.. В самом деле… а почему бы и нет?! Главное, поскорее отделаться от этих молчаливых русских, чьи недоверчивые взоры так и сверлят ей спину. Того и гляди Григорий снова примется обвинять ее во лжи! И, не дав себе времени подумать и заколебаться, Троянда снова подступила к привратнику:

— Можешь ты, по крайней мере, сообщить обо мне донне Пьерине?

Почудилось или привратник и впрямь на глазах сделался меньше ростом?

— Пьери-не? — проблеял он чуть слышно.

— Ну да, Пьерине Риччья! — нетерпеливо воскликнула Троянда. — Ну, Джилье, Джилье, глупец!

— Джи-и-ль-е-е… — почти неслышно простонал привратник и попятился от Троянды, отмахиваясь, будто она порола несусветную чушь, и в то же время не сводя с нее перепуганных выкаченных глаз. И вдруг он насторожился, замер на миг — а потом юркнул в какую-то боковую дверцу столь проворно, что Троянде почудилось, будто его унесло ветром. Но это был не ветер, а раскаты мощного баса:

— Кто здесь говорит о Джилье?!

У Троянды невольно поджилки задрожали, такой ярости был исполнен этот голос. Да что они сегодня — сговорились, что ли, орать на нее?! Сперва этот русский, теперь Аретино! Что это с ним? Он же сейчас лопнет от злости! Лицо в один цвет с пурпурным плащом!

— Кто здесь осмелился произнести ее имя?! — взревел Аретино, и вдруг ярость вышла из него с этим ревом, как воздух выходит из надутого пузыря: — Троянда? Это ты, Троянда?! Ты вернулась? Ты узнала, как мне плохо, и пожалела своего любимого Пьетро? Значит, ты простила меня?!

Аретино сгреб ее в объятия и залепил рот таким поцелуем, что Троянда едва не лишилась чувств. Туманом заволокло ее голову… но это не был туман страсти, который овладевал ею прежде, лишь только стоило Аретино ее поцеловать. Нет! Это был туман дурманящего, почти невыносимого отвращения, и ей показалось, будто она вот-вот задохнется от брезгливости к мясистым, влажным губам Аретино, однако тот резко прервал поцелуй — для того, чтобы простонать:

— Ты вернулась! Ты одна понимала меня — всегда, всегда! Ты одна любила меня, а я… я всегда любил тебя одну, поверь!

— Меня-а? — вытаращила глаза Троянда. — Позволь, но ведь ты любил Джилью? Ты бросил меня ради нее, разве нет?!

Аретино повесил голову, а потом сунул пальцы в свои круто вьющиеся, красиво поседевшие на висках кудри и с силой рванул их:

— Любил ее, да! Бросил тебя — да, да! А знаешь, что сделала она? Знаешь, как она вознаградила меня за мое великодушие, за любовь, за преданность? Она сбежала от меня! И с кем? С кем, ты думаешь?

Троянда от изумления едва могла покачать головой.

— Ты не догадываешься? — вскричал Аретино. — Еще бы! Да ведь нормальному человеку такое и в голову не может взбрести! Она совратила Луиджи Веньера! Этого мужеложца! И сбежала с ним, прихватив пятьдесят тысяч дукатов!

Кажется, подумала Троянда, эта сумма уже фигурировала в первом побеге Джильи…

Она не знала, смеяться злорадно или плакать вместе с Аретино, который рыдал, уткнувшись в ее плечо, причем слезы перемежались угрозами, стоны — клятвами и обещаниями вырвать с корнем из сердца любовь к этой неблагодарной.

Слезы Аретино были столь обильны, что вымочили Троянде и шею, и плечо. Она бы оттолкнула его, да не хотела еще пуще позорить в глазах русских, которые так и стояли на нижних ступеньках террасы, любуясь устроенным перед ними бесплатным представлением. Троянда ухитрилась одним глазком, поверх дрожащего плеча Аретино, взглянуть на русских.

Васятка застыл с разинутым ртом, имея самый ошеломленный вид. Похоже, все пережитое и увиденное им нынче ночью и утром уже не укладывалось у него в голове, и он превратился в олицетворение полнейшего обалдения. Григорий же… Губы поджаты, глаза прищурены, и сквозь эти щели так и режут Троянду кинжалы взглядов. Похоже, он теперь в очередной раз убедился в том, что брат его редкостный умница, коли ни на грош не поверил Троянде. Удивительно, однако, что мечущий столь презрительные взгляды Григорий еще не кинулся прочь, бросив на прощание какое-нибудь самое грязное ругательство. Ах да… ему ведь до зарезу нужен Аретино!

И тут, точно почувствовав что-то, Пьетро отстранился и уставился в ее лицо стеклянными от слез глазами:

— Но ты-то не покинешь меня, верно? Останешься со мной?

Она смотрела не на него — на Григория, который, конечно же, слышал эти слова… И тот вдруг махнул рукой, резко повернулся — и одним прыжком оказался в лодке.

Лодка покачнулась… С трудом удержавшись на ногах, Григорий гаркнул:

— Васятка! Ты что, примерз к ступеням?! Аретино оглянулся, только сейчас заметив незнакомцев, и затрубил в нос, заложенный слезами:

— Кто вы, синьоры? Сожалею, но не смогу вас принять сегодня.

— Нет, ты примешь их, — перебила Троянда, вырываясь из его дрожащих рук. — Потому что я останусь с тобой, только если ты их примешь и сделаешь то, что они хотят.

Лицо Аретино побагровело, и в глубине души Троянда мгновенно струхнула: она никогда прежде не осмеливалась говорить с Пьетро в таком тоне! А что, если он сейчас поймет, что вполне может обойтись без нее, и выгонит и ее, и русских? О нет, тогда ей лучше сразу утопиться в Большом канале!

— Ты… останешься? — пробормотал Аретино, и Троянда с изумлением распознала не ярость, а радость в его взоре. — Правда? Клянешься?