Мэри Бэлоу - Любовная соната

– Мне не хочется стать причиной скандала, – ответила она.

Он нахмурился, вглядываясь в ее лицо. Ему не хотелось думать. Его тело было полно желания и требовало действий.

– Но ведь в любом случае ты сделаешь то, что тебе будет сказано, – заявил он. – Следовало ли с тобой советоваться? Не думаю. Я плачу тебе за то, чтобы ты была моей любовницей, Присс, и делала то, чего я от тебя хочу, и отправлялась туда, куда я тебе скажу.

Он почувствовал, как она напряженно застыла.

– Мне кажется, что ты порой об этом забываешь, – добавил он. – Возможно, я дал тебе слишком много свободы.

Она смотрела на него.

– Ты поедешь со мной, – заключил он, – потому что я так решил. И я не желаю слышать от тебя ни единого возражения.

Он отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и стал смотреть на ее хрупкие плечи с нежной кремовой кожей.

– Расслабься, Присс, – приказал он.

Она мгновенно ему повиновалась, и он уткнулся лицом в ее кудри и закончил свое дело быстрее, чем обычно. Он не получил никакого удовольствия. Он был слишком рассержен. Он гневался на нее за то, что она высказала сомнения, которые должны были прийти в голову ему самому, зато, что она заставила его понять неосмотрительность его решения. И он был страшно зол на себя, потому что его последние слова были слишком похожи нате, какие мог бы произнести его отец.

Он был зол нато, что вел себя как отец. Как диктатор. Раздраженный. Всегда правый. Презирающий женщин, которые находятся рядом с ним. Обращающийся с ними так, словно они вещи, а не люди.

– Присс! – Он не убрал руки с ее талии. – Присс? Она бесстрастно смотрела на него.

– Я хочу, чтобы ты была со мной, – сказал он. – Без тебя мне будет неуютно. И я хочу, чтобы ты провела лето в деревне. Тебе ведь это будет приятно, правда? Ты ведь раньше жила в деревне, так? Я редко вижусь с соседями, знаешь ли. В основном там будем только мы с тобой. Мне хочется, чтобы ты все сама увидела. Я хочу все тебе показать. Он для меня важен, мой дом. – Он помолчал. – Так ты поедешь со мной?

– А у меня есть выбор? – спросила она после долгой паузы, так что ему уже показалось, будто она не собирается ничего ему отвечать.

Он перевел дыхание.

– Нет, – признался он. – Но мне хотелось бы, чтобы ты поехала по доброй воле. Мне не хотелось бы видеть, что ты несчастна.

– Джеральд, я стараюсь тебе угождать. Не только потому, что ты платишь мне за мои услуги, и не просто потому, что ты мужчина и потому сильнее меня и можешь заставить меня тебе повиноваться. Я стараюсь тебе угождать, потому что таково мое желание, потому что я сама приняла решение стать твоей содержанкой и удовлетворять твои телесные потребности. Я могла остаться у мисс Блайд – и я бы так и сделала, если бы не захотела переехать к тебе и угождать тебе. Мне не нравится, когда ты говоришь со мной так, как ты сделал только что.

Он встал с кровати и начал одеваться. Натянув панталоны, он повернулся к ней.

– Хорошо, Присс, – проговорил он. – Выбор будет за тобой. Поезжай, если захочешь. Оставайся, если ты предпочтешь это. Я не стану тебя заставлять. Ты можешь выбрать одиночество и спокойный отдых, когда тебе не надо будет думать ни о ком, кроме себя самой. Ты заслужила это. Я намерен уехать примерно через неделю.

В ее улыбке появилось какое-то озорство.

– Я буду готова, – сказала она.

– Ехать со мной? – Он нахмурился.

– Ехать с тобой, – подтвердила она. Он застегнул рубашку.

– Женщины! – фыркнул он. – Я сойду в могилу, так и не поняв их. По-моему, и тогда я буду знать о них не больше, чем вдень своего появления на свет!

Присс встала с кровати, и его взгляд с удовольствием скользнул по ее фигурке. Она не потянулась за халатом, как обычно делала после соития.

Он обхватил ее стройную тонкую талию.

– Расстегни мне снова все пуговицы, Присс. Эта рубашка новая, и проклятущие пуговицы по-дурацки маленькие, и к тому же края у них острые. А потом ложись обратно в постель. Не знаю, как ты, а я устал. И не могу предсказать, как я буду себя чувствовать, когда посплю.

Она обняла его за шею.

В ее глазах опять появилась улыбка, и он смог снова заглянуть в них до самого дна.

Присцилла стала лучше понимать его после того, как они переехали в деревню, но у нее отнюдь не было уверенности, что ей хочется лучше его узнать. Сердце ее ныло от осознания того, что он – человек со многими сложностями и противоречиями, которые затрудняют ему жизнь. Возможно, было бы лучше знать его только как ее нанимателя, быть близко знакомой только с одной стороной его личности.

Они приехали в Брукхерст ближе к вечеру, слишком усталые, чтобы мечтать о чем-то, кроме теплой ванны. Они поужинали и отправились в постель. Он провел с ней час, а потом ушел к себе.

Но следующее утро, хотя и облачное, оказалось теплым и приветливым. Обоих разбудила оглушительная тишина, затем чириканье птиц и далекий лай собаки. После завтрака он повел ее гулять, чтобы показать ту часть парка, которая примыкала к дому.

– Поместье не слишком большое, – сказал он, продевая ее руку под свою, – мы никогда не числились среди крупных землевладельцев Англии. Но оно достаточно велико, а парк всегда ревниво оберегался.

– Здесь чудесно, Джеральд! – Присс закрыла глаза и вдыхала теплые летние ароматы зелени.

– Регулярные парки теперь не в моде, – добавил он, – но я не захотел вносить новшество после смерти отца, хотя мой главный садовник буквально лопался от прогрессивных идей.

– Я рада, – отозвалась она. – Цветы-и растения в парке просто великолепны.

Он провел ее к боковой стене дома, где оказалась небольшая беседка, увитая розами, в окружении тенистых деревьев. Через арку в шпалерах он провел ее в зачарованный мир нежных цветов и ароматов, от которых кружилась голова.

– Это – царство моей матери, – сказал он, – ее радость и гордость.

– А у тебя не осталось родных? – спросила Присцилла. – Она давно умерла, Джеральд?

Она отпустила его руку, чтобы бережно обхватить обеими руками нежно-розовый бутон и вдохнуть его благоухание.

– Она умерла, когда мне было тринадцать, – ответил он. – Но когда она умерла, я обнаружил, что она была жива все те последние годы, когда я считал ее умершей.

Присцилла посмотрела на него подозрительно.

– Она оставила нас с отцом, и он сказал мне, что она умерла, – пояснил Джеральд. – В тот момент мне было восемь лет. Присс, какая мать бросит своего сына в столь раннем возрасте? Я-то, глупец, думал, что она меня любит. А потом, когда мне было тринадцать, он сообщил мне, что ее везут домой хоронить, и мы оба лицемерно надели траур – спустя пять лет после того, как я по-детски глубоко пережил ее потерю! А оказалось, что все это время она жила у своих сестер.