Сабрина Джеффрис - Ночь с принцем

Лондон

Осень 1815 года

Иногда сводные братья могут чертовски действовать на нервы.

Гэвин Берн сердито смотрел на обоих мужчин. Младший — Александр Блэк, граф Айверсли, единственный из них узнал, что его настоящим отцом является принц Уэльский, будучи уже взрослым. Второй — Маркус Норт, виконт Дрейкер, за массивную фигуру и скандальное прошлое прозванный Дракон Дрейкер, знал, кто его отец, почти с самого рождения, но нисколько не гордился этим.

Разговор происходил в кабинете Дрейкера. И конечно, именно Дрейкер был автором только что высказанной безумной идеи.

— Что я должен сделать? — переспросил Гэвин, не веря своим ушам.

Дрейкер и Айверсли обменялись взглядами.

— Кажется, наш старший брат начинает глохнуть, — иронично заметил Дрейкер.

— Ничего удивительного в его преклонном возрасте, — ухмыльнулся Айверсли.

Гэвин закатил глаза:

— Да я одной рукой могу справиться с вами — двумя щенками. А если вы считаете, что можете сыграть на моем тщеславии, то глубоко заблуждаетесь. Я умел манипулировать людьми, когда у вас еще волосы на яйцах не росли. — Конечно же, он должен был заподозрить, что братья что-то задумали, когда Дрейкер попросил его явиться на обед пораньше. Гэвин выбрал лучшую сигару из дубового ящичка, стоявшего на письменном столе. — И вообще какого черта я должен оказывать услуги Принни [1]?

— За хорошее вознаграждение, разумеется, — объяснил Дрейкер. — Принни обещает сделать тебя бароном.

Стараясь не обращать внимания на внезапно участившийся пульс, Гэвин неторопливо разжег сигару. Никакой титул не поможет, если первые двадцать лет жизни его в лицо дразнили Приблудным Берном, да и сейчас иногда еще называют так за спиной. Никакой титул не сотрет с него клейма внебрачного сына, отец которого не пожелал его признать.

Кроме того, у Гэвина уже было все, что он хотел: принадлежащий ему клуб приносил прекрасный доход; он никогда не испытывал недостатка в женщинах, а среди его друзей хватало и виконтов, и графов, и герцогов.

Ну ладно, возможно, их нельзя назвать близкими друзьями; возможно, они просто ценят его особый саркастический юмор и острый язык; и, конечно, он, Гэвин, всегда хорошо помнит о границе, которая отделяет их — законных наследников от него — незаконнорожденного сына, пусть даже и с королевской кровью в жилах. Но разве это хоть как-то мешает ему?

— А зачем мне надо становиться бароном?

— Если тебе самому и не надо, — ответил Айверсли, — подумай о своих будущих детях. Твой первый сын, рожденный в браке, унаследует титул.

— Чепуха, — фыркнул Гэвин, — я не собираюсь ни вступать в брак, ни иметь в нем детей. Очень надеюсь, что и вне брака у меня их не будет.

— Тогда подумай вот о чем. — Дрейкер пристально смотрел на Гэвина. — Титулы даруются в парламенте, и делает это сам регент. Этим актом он фактически признает, что ты его сын.

Гэвин задумался. Перспектива заставить Принни публично присвоить титул бастарду, которого он много лет отказывался признавать, казалась весьма соблазнительной, хотя, конечно, это лишь сотая доля того, что этот человек ему должен.

— И он согласился на это?

— Да, — ответил Дрейкер.

— Это не значит, что он так и сделает.

— Он не откажется от своего слова, — заверил Айверсли.

— Почему? Это уже случалось раньше. — Братья знали, как Принни поступил с матерью Гэвина.

— Я сам прослежу за тем, чтобы он выполнил обещание, — решительно заявил Дрейкер.

— Ну конечно, — сухо проговорил Гэвин, — вы стали такими близкими друзьями с его высочеством нашим папашей, что ты вообразил, будто можешь иметь на него влияние.

— Мы никогда не станем близкими друзьями, — резко возразил Дрейкер, — но надо признать, что последнее время Принни все чаще с сожалением вспоминает об ошибках, которые совершал в молодости. Кроме того, я действительно имею на него некоторое влияние.

— Надо признать, что последнее время вы с Айверсли явно страдаете размягчением мозгов, — покачал головой Гэвин. — Стоило вам жениться на красавицах и остепениться — и вы уже смотрите на жизнь сквозь розовые очки.

Гэвин неожиданно замолчал, потому что в собственном голосе ему послышались завистливые нотки. Но ведь он и не думает завидовать счастливым семейным союзам своих братьев. Его вполне устраивает собственная жизнь — независимость и короткие, ни к чему не обязывающие связи с замужними женщинами, которые с удовольствием отвлекаются от монотонных супружеских обязанностей в его постели. Он искренне дорожит своей свободой и одиночеством.

— Так что же я должен совершить, чтобы получить эту сомнительную награду? — спросил Гэвин, хмурясь.

— Сущую ерунду, — поспешил объяснить Айверсли с заметным облегчением. — Просто уговори лорда Стокли пригласить некую вдову на ежегодный съезд игроков, который он устраивает в своем загородном доме.

— Откуда вы об этом знаете?

— У Принни хватает шпионов, — пожал плечами Дрейкер.

Гэвин стряхнул пепел в бронзовую пепельницу.

— Я полагаю, эта женщина — одна из них? Или одна из его любовниц?

— Она определенно не его любовница, — покачал головой Айверсли, — и я, встретившись с ней, могу утверждать, что она и не шпионка.

— Стокли очень тщательно отбирает приглашенных. Они должны прекрасно играть в вист, уметь держать язык за зубами и не быть особенно щепетильными в отношении морали. Она соответствует этим требованиям?

— Уверен, в этой ситуации она не станет болтать, — проговорил Дрейкер с непроницаемым лицом, — и, думаю, сумеет притвориться не слишком щепетильной, но понятия не имею, сильна ли леди Хавершем…

— Постой… маркиза Хавершем? Так это она — та женщина, которую должен пригласить Стокли? Ты свихнулся?!

Дрейкер не ожидал от Гэвина такой бурной реакции.

— Она не похожа на обычных маркиз, — попытался объяснить он. — Она —дочь генерала Лайона.

— Вероятно, именно поэтому эта чертова девка чуть не прострелила мне голову в прошлом году.

— Ты знаком с ней?! — удивленно воскликнул Дрейкер.

— Если это можно назвать знакомством. — В памяти Гэвина тут же всплыл образ миниатюрной и решительной брюнетки с очень большим ружьем в руках. — Я заехал к ним в поместье, чтобы напомнить ее мужу о его неоплаченном карточном долге в «Синем лебеде», и она проделала хорошую дырку в моем кабриолете, не говоря уже о шляпе.