Элоиза Джеймс - Поглупевший от любви

— Он просто терпеть не мог огорчать людей. Не хотел, чтобы вы были несчастны.

Это вызвало новый поток слез. Теперь ее голос прерывался, и он разбирал только отдельные слова и фразы: как был добр к ней Майлз, и она никогда… никогда бы… ни за что…

Он продолжал молча гладить ее по спине. Раньше он безапелляционно заявил бы, что брак тетки и дяди был практически фиктивным, что они почти не разговаривали и не выносили общества друг друга. Но по всему видно, он ошибся.

Эсме скорбела по Майлзу, пусть даже они и не жили вместе в обычном смысле слова. Даже если она флиртовала с любым привлекательным лондонским джентльменом. Даже если роман Майлза с леди Чайлд был всеобщим достоянием.

И тут он отчего-то вспомнил о Генриетте Маклеллан, женщине, спасшей Джози и Аннабел. Если память ему не изменяет, он никогда не встречался с ней в Лондоне. Вероятно, ее отец решил, что чересчур острый язык вряд ли поможет в семейной жизни. Она явно считала общение с ним ниже своего достоинства. За всю свою жизнь он никогда не видел столь пренебрежительного выражения на лице особы женского пола. И такой прекрасной улыбки. Когда она улыбнулась на прощание, у него на миг замерло сердце. В этот момент она напоминала птицу в полете — свободную, легкую, изящную.

Эсме наконец выпрямилась и промокнула слезы платочком.

— Мне уж-жасно ж-жаль, — выдохнула она. — Боюсь, в последнее время я стала невыносимой плаксой, и мне не хватает Майлза, и…

— Я знаю, о чем вы, — поспешно перебил Дарби, видя, как голубые глаза снова наполняются слезами. — Позвать вашу горничную? А то гости, наверное, уже гадают, где мы.

Эсме всплеснула руками.

— Боже, мне необходима рисовая пудра. Горы пудры, чтобы скрыть свидетельство своего безобразного поведения.

Какой-то момент они просто смотрели друг на друга: безупречно одетый джентльмен с промокшим плечом фрака и раскрасневшаяся, беременная дама с распухшими глазами. После чего оба разразились смехом.

— Когда ваша жена забеременеет, сами поймете, как часто такие женщины подвержены приступам плача.

— Затаив дыхание жду этого события, — торжественно объявил он, целуя кончики ее пальцев.

Генриетта, приложив все старания, умудрилась пройти довольно ровной походкой к маленькому столику в Розовой гостиной, где был сервирован легкий ужин. Комната представляла собой изящный прямоугольник с красивыми сводчатыми окнами, выходившими в оранжерею. По приказу леди Роулингс столики расставили по салону в очаровательном беспорядке. Буфет на дальнем конце ломился от различных деликатесов. Генриетта присоединилась к мачехе и ее лучшей подруге, леди Уинифред Томпсон.

Когда в комнате появился мистер Дарби, присутствующие инстинктивно смолкли. Если в гостинице он показался ей элегантным, здесь в темно-красном бархатном фраке он был поистине великолепен. Галстук и манжеты были отделаны кружевом, ниспадавшим на пальцы. По мнению Генриетты, костюм стоил огромных денег.

— О Боже, — едва слышно прошептала леди Уинифред. — Помню, мой отец носил широкие кружевные манжеты, пристегивавшиеся к сорочке. Но в наше время! На ком еще увидишь нечто подобное?! Всякий сказал бы, что он выглядит старомодно, но на самом деле это вовсе не так! Мой муж наверняка посчитает, что это чересчур женоподобно, но он ужасно ненаблюдателен!

Она весело хихикнула и снова бросила взгляд на Дарби. Генриетта мысленно согласилась с ней. Даже в кружевах мистера Дарби женоподобным не назовешь. Много лет подряд она встречала возвращавшихся домой дебютанток, сумевших обручиться или потерпевших неудачу. Но все в один голос расписывали, как изысканно элегантны лондонские денди, какие у них манеры и какой печальный контраст представляют они деревенским простакам Уилтшира. Генриетта всегда считала эти сказки преувеличением.

Мысленно она представляла женственных, изящных, фатоватых щеголей, ковылявших на высоких каблуках по вымощенным брусчаткой улицам столицы. Но как же она оказалась не права! Ей и в голову не приходило, что на свете могут существовать такие мужчины. Мужчины с волосами, поблескивающими в сиянии свечей, высокими скулами и вальяжной элегантностью, говорившей о сдержанной силе. Истинной, но такой редкой мужественности.

Одежда мистера Дарби была явно сшита в Лондоне. Но он носил ее с чисто мужской грацией и при этом не казался слишком уж привередливым в отношении одежды. Например, не носил перчаток. А волосы были куда длиннее, чем у уилтширских джентльменов, и связаны лентой на затылке.

Леди Уинифред бесстыдно таращилась на несчастного Дарби.

— Племянник леди Роулингс, верно? Кажется, я видела его в Лондоне во время последнего сезона. Знаете, Дарби был наследником Роулингса, по крайней мере до того, как у леди Роулингс стал расти живот. Не сомневаюсь, что он прибыл сюда, чтобы дождаться родов.

— Весьма неприятное истолкование его визита, — коротко бросила Генриетта, наблюдая, как целая стая матрон осадила Дарби.

Женщина с прической-башней, которая только подчеркивала невероятную величину царившего на лице носа, возникла на его пути, как айсберг перед судном.

— Я миссис Баррет-Дакрорк из Баррет-Парк, — объявила она. — По-моему, мы встречались в прошлом сезоне на музыкальном вечере миссис Крошей.

Дарби учтиво поклонился.

— Боюсь, вы ошиблись, мадам, поскольку я не имею удовольствия быть знакомым с миссис Крошей.

— Значит, это было где-то в другом месте! — провизжала она. — Может, в доме Бесси… то есть леди Пантон.

Эта женщина не могла знать Элизабет Пантон. Леди Пантон была столь чопорной и так строго придерживалась формальностей, что надевала тюрбан с перьями на обычный музыкальный утренник. Немыслимо представить, чтобы кто-то звал ее Бесси! Но какой смысл протестовать?

— Вы, вероятно, правы, — пробормотал Саймон, целуя ее руку. — Обязательно напомню… э-э-э… Бесси… при следующей встрече.

Миссис Баррет-Дакрорк разразилась пламенной речью, чувствуя себя на седьмом небе от знакомства с законодателем общества. Дарби слушал ее вполуха, время от времени кивая и украдкой оглядывая комнату. Дородные сквайры и их украшенные оборками жены с огромными веерами расселись вдоль стен. Все женщины помоложе отличались на редкость невыразительной внешностью: уныло опущенными плечами, желтоватой кожей и влажными от пота носами. Правда, была еще та роскошная особа, которую он увидел, едва войдя в комнату. Миссис Давенпорт. Вернее, Селина, поскольку уже через минуту после знакомства она настояла, чтобы он обращался к ней именно так.

И наконец он увидел свою утреннюю знакомую. Даже отсюда было заметно, что леди Генриетта также плохо одета, как в первую встречу. Цвет ее платья придавал волосам странный зеленоватый оттенок. И все же ему почему-то захотелось продолжить знакомство.