Элоиза Джеймс - Поглупевший от любви

Но Себастьян исчез. Покинул Англию. Отправился в Европу на волне разгоравшегося скандала. Объяснил всем, что ошибся комнатой, когда вошел в спальню Эсме. Что собирался той ночью навестить свою предполагаемую жену Джину, но перепутал коридоры.

Правда, он признался, что Джина вовсе не была его женой, Что он пытался обмануть герцогиню Гиртон фальшивым свидетельством о браке только потому, что хотел переспать с ней, а жениться и не помышлял.

Как это похоже на ее дорогого благородного Себастьяна: одним ударом он спас ее репутацию и позволил Джине вернуться к мужу, чего она на самом деле хотела. Джина отплыла в Грецию со своим возлюбленным Кэмом. Эсме удалилась в провинцию, скорбеть по мужу. А Себастьян, непреклонный, порядочный, честный Себастьян, опозоренный, уехал в Европу. Вся Англия считала его архизлодеем, так отчаянно жаждавшим затащить герцогиню в постель, что его не остановили никакие препятствия. Он даже не постеснялся заверить герцогиню в наличии специального разрешения на брак.

После этого общество несколько месяцев не толковало ни о чем другом, кроме счастливого избавления герцогини от назойливого поклонника. Да ведь если бы Себастьян Боннингтон не ошибся комнатой, репутация несчастной герцогини навеки погибла бы. И что бы стало с ее браком?!

В этом и заключалась грустная ирония. Именно Эсме была распутницей, заслуживавшей самого жестокого осуждения, которой сейчас следовало бы жить на континенте, в позоре и одиночестве.

Но Себастьян принес себя в жертву и сам сделал себя парией в глазах соотечественников. И теперь ему приходилось скитаться по миру в разлуке с друзьями и родными.

А может, и нет. Теперь, когда он познал желание и наслаждение, легко найдет красивую женщину, на которой можно жениться. Женщину, которая мгновенно поймет всю степень его благородства, диктовавшего ему столь решительные поступки и приведшего к бессрочной ссылке.

Женщину, которая, возможно, будет безмерно счастлива тем, что этот скандал привел его к ней.

А если Себастьян и вспомнит о распутной Эсме Роулингс, то лишь с гримасой отвращения и презрением к собственной глупости, ибо, соблазнив ее, он навеки испортил себе жизнь.

Эти слезы были горькими, как хина, и отдавали сердечной болью.

Утренняя гостиная леди Роулингс была, бесспорно, очаровательна, и ее обитатели по праву должны были испытывать игривое или хотя бы радостное настроение. Генриетта остановилась на пороге, любуясь игрой солнечных лучей, проникавших через розовые газовые занавеси и посылавших по полу веселых зайчиков.

Но это было до того, как она взглянула на леди Роулингс. Элегантная светская львица была бледна как полотно. Под глазами лежали круги, а лимонно-желтые обои отнюдь не оживляли общего впечатления.

— По-моему, я выбрала неудачный момент для визита, — начала Генриетта. — Но я обещала мистеру Дарби помочь подыскать няню, хотя вполне могу…

— Ни в коем случае! — Хозяйка безуспешно попыталась улыбнуться. — Пожалуйста, садитесь, леди Генриетта. Уверена, что Саймон скоро спустится вниз. Могу я предложить вам чаю?

Генриетта села рядом с леди Эсме, с тревогой наблюдая, как по изящному носику последней катится слеза.

— Когда миссис Раддл, что живет в деревне, была в интересном положении, — сочувственно заметила Генриетта, — ее муж клялся, что больше никогда не позволит ей иметь детей. Она непрерывно орала на него, как базарная торговка.

— Неужели?

Леди Роулингс протянула ей чашку и промокнула слезу отсыревшим платочком.

— Я сама слышала, — заверила Генриетта. — Бедный мистер Раддл немного раздался в ширину, и его жена сначала обозвала его обжорой с рожей завзятого мошенника, а потом — свинячьей задницей. Это было лет шесть назад, но я никогда не забуду великолепного эпитета «свинячья задница»!

Она отставила чашку. Слезы дождем покатились по лицу леди Роулингс.

— О Господи!

Хозяйка жалко улыбалась.

— Боюсь, я в отличие от миссис Раддл настоящая плакса. Честно говоря, я никак не могу удержаться от слез. Моя няня твердит, что я могу повредить ребенку.

Генриетта, сунув руку в карман, извлекла чистый платок, которым и вытерла лицо леди Роулингс.

— Я понятия не имела, что дамы в интересном положении подвержены приступам плача, хотя думаю, что ребенку это вряд ли повредит. Правда, плач по утрам — это не лучшая идея.

— Но… но почему? Что может быть лучшей идеей? — растерялась леди Роулингс, которая, очевидно, была не в себе.

— От слез чай становится соленым. Вот, выпейте это. Генриетта давно обнаружила, что всякого рода деятельность имеет тенденцию душить истерику в зародыше.

Эсме послушно выпила чай, но слезы все не унимались.

— Полагаю, вы ужасно тоскуете по мужу, — вздохнула Генриетта. — Мне очень жаль.

— К-конечно, я тоскую по М-майлзу, — прорыдала Эсме. — Именно… по м-мужу.

Генриетте ее тон показался несколько странным. Она, как и все окружающие, знала, что Эсме и Майлз много лет не жили вместе. Более того, никуда не выезжая из Лимпли-Стоук, Генриетта частенько встречала лорда Роулингса в обществе некоей леди Чайлд. Всем было известно об их связи. Но прошлой ночью Дарби намекнул, что перед смертью лорда Роулингса муж и жена воссоединились.

— Говорят, что боль со временем становится легче, — неловко пробормотала она.

— Понимаете, в этих обстоятельствах очень трудно вынашивать ребенка. И теперь, когда Дарби и дети здесь, я чувствую себя так… так…

Она запнулась.

— Может, вам станет легче, если думать о своем малыше?

— Я не могу представить! — истерически взвизгнула леди Роулингс. — Не могу представить, как выглядит мое дитя!

— Но ведь этого никто не знает, верно? И это, похоже, не имеет особого значения. Могу заверить, что вы влюбитесь в него с первого взгляда, каким бы некрасивым он ни показался окружающим. Сын миссис Раддл кругл, как репка, но она в жизни не обозвала его обжорой, хотя, уверяю вас, он именно таков и есть. Прошлой весной выиграл состязание по поеданию пирогов, а ведь ему только семь!

— Вы не понимаете, — прорыдала Эсме. — Я не… не… уверена, как будет выглядеть мой ребенок.

— Но, леди Роулингс… — озадаченно начала Генриетта.

— Не называйте меня так, пожалуйста, не называйте меня этим именем!

Очевидно, сейчас начнется настоящая истерика.

Генриетта огляделась. Подобного рода вещи хорошо лечатся нюхательной солью или нашатырным спиртом. К сожалению, при ней не было ни того ни другого.

К счастью, леди Роулингс не проявляла желания немедленно броситься на пол и забиться в судорогах.

— Меня зовут Эсме! — свирепо прошипела она, кладя в чашку ложечку сахара. — Пожалуйста, зовите меня Эсме. Дело в том… — Она поднесла к губам чашку и устремила взор на Генриетту поверх краев. — Дело в том, что я не уверена, кто стал отцом моего ребенка.