Джейн Фэйзер - Бархат

– Дети, может, так и едят, – ответил Прайд, натягивая брюки. – Но уж, во всяком случае, не светские люди.

– Ерунда! – воскликнула Габриэль, разливая горячее молоко в две большие кружки, прежде чем добавить туда ароматного кофе. – Я всегда макаю хлеб в кофе, где бы я ни находилась.

– Ну, мы-то с тобой оба знаем, какой бесстыжей ты бываешь, да к тому же еще ты подаешь дурной пример, – заметил Натаниэль.

Он надел рубашку и затолкал ее в брюки, а лишь затем подошел к столу.

– Что ты хочешь сказать, папа? – с горящими от любопытства глазами спросил мальчик.

– Да так, не бери в голову.

Прайд провел рукой по волосам и уселся напротив сына.

– Габриэль, нам надо решить, как мы отправимся в Англию. Если бы не Джейк, я бы предпочел путешествовать в почтовой карете. Но на мальчика обратят внимание.

– Тебе лучше по-прежнему выдавать себя за слугу, – заметила Габриэль. – А Джейка – за своего племянника или что-то в этом роде. Впрочем, я уверена, что он с удовольствием снова притворится невидимкой, правда ведь, Джейк?

Габриэль опустила кусочек хлеба в горячий кофе, а затем быстро сунула его в рот, умудрившись не капнуть на скатерть. Мальчик зачарованно наблюдал за ней, набив рот булочкой.

– Конечно, – едва смог пробормотать ребенок.

– А ты? – спросил Натаниэль, разламывая булочку. – Тебе, пожалуй, лучше ехать отдельно от нас.

– Я, наверное, останусь здесь, – произнесла Габриэль.

Графиня отломила большой кусок хлеба и подала его Джейку со словами:

– Только ешь осторожней, не накапай на стол.

– Что? Почему это? – спокойным голосом спросил Прайд. Он ждал, как она объяснит свое заявление о том, что не поедет с ними. Теперь-то он понял, почему она была грустной этим утром. Спасая его, она предала своих французских хозяев. Правда, она ничем себя не выдала. Но если только графиня покинет Францию в одно время с ним, о чем, несомненно, донесут вездесущему министру Фуше, то на нее падет подозрение. Фуше везде будет охотиться за ней. И тогда даже всемогущему крестному отцу Габриэль не спасти ее от ножа наемного убийцы.

Лорд Прайд откинулся на спинку стула, держа обеими руками кружку с горячим кофе, и посмотрел ей прямо в глаза.

– Всем покажется странным, если я внезапно исчезну, – произнесла Габриэль. – И Талейран, конечно, заинтересуется этим. А Катрин на следующей неделе собирается устроить бал в честь моего возвращения. И не присутствовать на этом балу я могу только в каком-нибудь крайнем случае, например, если у де Вейнов кто-нибудь умрет или, наоборот, женится.

«Неплохо, – заметил про себя Натаниэль, – очень даже неплохо».

– Так, значит, ты приедешь, как только сможешь? – спросил он.

– Конечно.

Джейк вертелся на стуле. Что-то произошло. Габби стала грустной, а папин рот опять превратился в тонкую полоску. У мальчика схватило живот, и он оттолкнул от себя кружку с шоколадом. Наверное, Габби не поедет с ними.

– Габби едет с нами? – спросил Джейк. Если они сейчас скажут «да», то все в порядке.

– Нет, мой дорогой. Я не могу. По крайней мере, сейчас.

Габби похлопала мальчика по руке.

– У Габриэль еще есть дела во Франции, – равнодушно заметил Прайд.

Губы Джейка задрожали. Они опять поплывут на этой ужасной шхуне, а Габриэль не будет рядом. Слезы брызнули у него из глаз; Джейк соскочил со стула и бросился в соседнюю комнату, прежде чем они заметили, что он плачет.

– Мне очень жаль, – беспомощно проговорила Габриэль. – Но не представляю, что еще я могу сделать.

– И я тоже, – согласился с ней лорд.

Внезапно он испытал невероятное желание прекратить игру в кошки-мышки. Они должны сказать друг другу правду, пусть даже их отношения станут хуже. Натаниэль посмотрел прямо в глаза графине.

Молчание затянулось. В камине потрескивал огонь, часы громко тикали. Габриэль глядела в глаза Прайду и внезапно прочитала в них всю правду. Ее тело покрылось мурашками, волосы встали дыбом.

Лорд Прайд понял: она поражена и все поняла…

– Так ты все знаешь, – в конце концов, медленно произнесла она.

– Да.

Габриэль схватилась за голову.

– С каких пор? Мне казалось, что я так осторожна!

– Я узнал еще в Берли-Мэнор. Я видел твой шифр в томе Вольтера.

Она снова посмотрела ему прямо в глаза; на лице графини не осталось и следа от переживаний, оно вновь стало безмятежным.

– Так, значит, я была недостаточно предусмотрительна?

– Да, – согласился Прайд. – А я?

– И ты тоже.

Им обоим почудилось, что на них дохнуло холодом. Прайд не ждал объяснений или извинений, да графиня и не собиралась извиняться.

– Итак, что же теперь? – спросила она.

– Наши пути здесь разойдутся. Все, что мы знаем друг о друге, останется здесь, в этой комнате. – Натаниэль красноречиво взмахнул рукой.

Габриэль произнесла:

– Мне бы очень хотелось, чтобы все было иначе.

– Увы…

– Я попрощаюсь с Джейком и уйду.

– Но перед этим…

– Что?

– Я хочу еще вот что сказать. Да, все останется в этой комнате, до тех пор… до тех пор, пока мы опять не окажемся с тобой противниками. Ты понимаешь меня, Габриэль? Если нам суждено еще встретиться, то мы должны вести себя так, будто никогда не встречались прежде.

Габриэль поежилась. В его словах прозвучала явная угроза. Шеф английских шпионов никогда не забудет и не простит врага во второй раз.

Графиня молча кивнула и пошла в соседнюю комнату.

Натаниэль услышал, как она говорит с его сыном. Затем дверь хлопнула и слышны были лишь рыдания Джейка.

Прайд слышал, как она спускается по ступенькам, как открылась и закрылась входная дверь, а затем увидел, как высокая фигура в черном плаще мелькнула и исчезла на углу площади Пигаль.

Четырнадцатого июня Наполеон разбил русских во Фридланде. Александр, русский царь, в конце концов, принял мудрый совет своего брата, великого князя Константина, и предложил французскому императору подписать мирный договор.

Эта новость взбудоражила все парижские салоны, в которых убивала время Габриэль де Бокер. Когда Гийом был еще жив и их роман был в разгаре, девушке доводилось коротать долгие недели его отсутствия таким же образом: она вроде бы вела светскую жизнь, болтала, флиртовала, но на душе у нее кошки скребли, хотя по ее виду никто не мог и предположить, какие чувства обуревают графиню.

– Итак, mon enfant, начинается веселье, – объявил Талейран через три дня после битвы.

Министр иностранных дел вошел с этими словами в покои графини де Бокер, помахивая посланием с наполеоновским орлом.

– Александр направляет к императору своего полномочного представителя с белым флагом. Я предполагаю, что Англия остается в стороне и Россия порвет с ней дипломатические отношения. Меня вызвал Наполеон; я буду присутствовать при подписании мирного договора. Ты поедешь со мной.