Джейн Фэйзер - Пороки джентльмена

Ничего более не сказав, подруги ушли, а Корнелия, оставшись одна, повернула ключ в замке и дала волю слезам. В этих слезах было все: и облегчение, и отчаяние, и радость, и горе одновременно. Она вернула ребенка, но потеряла надежду на счастье, которая уже поселилась в глубине ее души.

Гарри, молча сжав губы, выслушал путаный отказ Моркома. Он знал от Лестера, что происходило в экипаже по дороге домой, и знал, что у него один-единственный шанс исправить дело, да и тот в лучшем случае висел на волоске. Однако сдаваться он не собирался. Не в его характере было принимать поражение. Он отдавал себе отчет в происшедшем и догадывался, что чувствует Корнелия. Но она очень умная и рационально мыслящая женщина. Она обязательно увидит обе стороны медали. Она обязательно войдет в его положение. Как только пройдут обида и гнев, она сможет взглянуть на вещи трезво.

Гарри не позволил Моркому захлопнуть дверь. С досадой покачав головой, он просунул плечо в остававшуюся щель и вошел внутрь. Второе бесцеремонное вторжение в дом за один день, мрачно подумал он, заходя в холл.

– Прошу прощения, – небрежно бросил он онемевшему дворецкому. – Где леди Дагенем?

– Вам нельзя ее видеть, – сказала ему Аурелия с лестницы, по которой спускалась в холл.

– Ей нездоровится, – подтвердила следовавшая за ней Ливия.

Обе женщины, вставшие у подножия лестницы, смотрели на него с нескрываемой враждебностью.

– Я надеялась, вам хватит деликатности оставить ее в покое после того, что ей довелось пережить, – сказала Аурелия ледяным тоном.

Гарри вздохнул:

– Думаю, никто из вас не понимает до конца…

– Да что тут понимать? – гневно перебила его Ливия. – Мы понимаем, что если б не вы, ничего подобного не случилось бы.

– Где она? – задал он вопрос, устремляясь к лестнице. Логика подсказывала, что, раз подруги спустились со второго этажа, Корнелия наверху.

– Вам нельзя наверх. – Ливия преградила ему дорогу.

– Ну что вы, очень даже можно, – ответил Гарри, твердо отодвигая ее в сторону. – Это касается только нас с Нелл, – сказал он и начал подниматься по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Ливия с Аурелией остались внизу, глядя ему вслед.

Он прямиком направился в спальню Корнелии. Если ее там не будет, он пойдет в детскую. Дверь оказалась заперта.

– Корнелия, открой мне, пожалуйста. – Он заставлял себя говорить ровным голосом, и требование прозвучало как просьба.

– Уходи, Гарри. Нам с тобой не о чем разговаривать, – устало ответила Корнелия.

– Ошибаешься, – заявил он, чувствуя, что ее подруги теперь стоят у него за спиной. – Если потребуется, я вышибу дверь. Открой сейчас же.

Корнелия в нерешительности стояла посреди спальни. Она не сомневалась, что если Гарри настроен решительно, он действительно сломает дверь. Или найдет какой-нибудь иной способ проникнуть к ней. Да и, по правде говоря, она сама понимала, что уклоняться от разговора не было смысла. Нужно расставить все точки над i, раз и навсегда. Она подошла к двери и, повернув ключ, отошла к камину.

Гарри вошел. Ливия с Аурелией сделали шаг за ним.

– Покорнейше благодарю, но Нелл от меня защищать не нужно, можете мне поверить, – сказал им Гарри, захлопывая дверь прямо перед их носом и снова поворачивая ключ в замке.

Он встал лицом к Корнелии, которая, сжимая ворот рубашки возле шеи, замерла перед камином. Во всем ее облике сквозила невыразимая усталость, и Гарри страшно захотелось обнять ее, поцелуями снять сковывающее ее напряжение. Ее глаза зияли пустотой, и его душу наполнила печаль.

– Любовь моя, – тихо сказал он, стремительно приближаясь к ней. – Я никогда себе этого не прощу. – Он сделал попытку привлечь ее к себе, но она отступила назад и, защищаясь, выставила вперед руки.

– Чего ты никогда себе не простишь, Гарри? – спросила она холодно и отстраненно. – Что притворялся, будто любишь меня, будто ты мне друг? Того, что использовал меня?.. Нет-нет, дай договорить! – с жаром остановила она его, видя, что он хочет ее прервать. – Это по твоей вине мне пришлось пережить все это. Так выслушай меня, ради Бога.

Гарри, едва кивнув, подчинился. Он отошел в сторону и встал у окна, безжизненно уронив руки по бокам, устремив на нее твердый взгляд, полный отчаяния и боли.

Жгучий гнев, возмущение его предательством, горечь обиды и унижение от его обмана придали Корнелии красноречия. Она бросала ему в лицо самые резкие и обидные слова, не сдерживаясь и не пытаясь смягчить обвинения. Гарри слушал ее молча.

Когда красноречие Корнелии наконец иссякло, он сказал:

– Только с одним обвинением я не могу согласиться, Нелл. С тем, что я никогда тебя не любил. Это неправда. Я люблю тебя, и давно. Сейчас я уже не могу представить себе своей жизни без этой любви.

Спокойная уверенность его слов не позволила Корнелии произнести вслух свой презрительный ответ, уже вертевшийся у нее на языке.

– Как ты можешь говорить это? – сказала она. – Если бы ты любил меня, то никогда не поставил бы в подобное положение ни меня, ни мою семью, ни моих подруг.

Гарри вздохнул, пытаясь найти нужные слова:

– Лестер все время находился здесь, чтобы охранять вас. И я тоже старался бывать у вас как можно чаще. Мы искали Найджела. Я не верил, что кому-то из вас грозит реальная опасность. После того как я забрал наперсток…

– Ты знал, что Найджел вовлечен в это? – Корнелия в изумлении уставилась на него. – И ничего не сказал ни одной из нас? И что значит «забрал наперсток»? – Она растерянно откинула упавшие на лицо спутанные волосы.

– Я не видел смысла говорить вам о Найджеле, – вздохнул Гарри. – Я был уверен, что мы держим ситуацию под контролем. Поставить под удар операцию я не мог…

– Ну конечно! Разумеется! Твоя операция… твое задание… или что там еще у вас. – Ее до сих пор потухший взгляд оживили синие языки пламени. – И в чем же заключалось это задание, Гарри? Хочу знать, стоило ли оно мучений, которые испытал мой сын.

– Тогда выслушай меня. – Четко и внятно, словно докладывал начальству о выполнении задания, он рассказал ей все, начиная с того самого момента, когда наперсток исчез из его дома.

Корнелия изначально была готова отмахнуться от его слов как от ничтожных оправданий того, чему оправданий быть не может. Но сквозь сумбур ее чувств и ее злость пробивался голос разума. Ведь речь шла о жизни многих людей. А то, что они с подругами, сами того не ведая, оказались в самом центре шпионских страстей, явилось ужасным стечением обстоятельств. Все это правда.

– Ты не должен был вовлекать меня… мое сердце, мою душу во все это, – проговорила она, когда он умолк. Корнелия словно со стороны слышала свой глухой – от обиды, разочарования и унижения – голос. – Мы с тобой занимались любовью. Разве, чтобы достать твою проклятую шифровку, это было необходимо?