Кэрол Финч - В объятиях страсти

– Оливия, я приготовил вам сюрприз, – торжественно начал Уильям. – Имею честь представить Веронику Уоррен.

Лицо Оливии побелело, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи.

– Миссис Уоррен? – осторожно переспросила она, убирая руку с локтя полковника Пауэлла.

– Я приехала из Англии, чтобы навестить сына, но, к сожалению, слишком поздно. Жаль, что вы так поторопи­лись покинуть поместье… – Вероника намеренно оставила незаконченной тщательно составленную фразу. – Но я полагала, что вы вернетесь ко дню похорон.

– Ну, я… – Оливия растерялась, никак не ожидая, что придется оправдывать свои поступки.

– Что – вы? – не без сарказма спросила Сирена, вынуждая ее продолжать. – С нетерпением жду ваших объяснений, милочка, – промурлыкала она приторно слад­ким тоном, наблюдая за тем, как румянец исчезает с лица Оливии. – Вообразите мой ужас, когда после изнури­тельного путешествия я узнала, что вы оставили мужа в его последний час.

С удовлетворением отметив, что мачеха проглотила язык, Сирена повернулась к Уильяму.

– Не могли бы вы устроить так, чтобы Оливия и ее достойный друг сидели рядом с нами за столом? Нам нуж­но многое обсудить.

– Как пожелаете, Вероника, – согласился генерал и подавил улыбку, заметив, как Пауэлл с сосредоточенным видом изучает свои сапоги.

Хотя Уильям недоумевал по поводу того, как это Джону удалось подцепить Оливию так быстро после смерти ее мужа, он счел бестактным спрашивать полковника об этом. Старая дама заронила зернышко любопытства, зернышко, которое тут же проросло, когда генерал заметил, как странно занерв­ничала парочка в присутствии вдовы. Неужели эти двое что-то скрывают? И он стал внимательно наблюдать за вдовой, как хищник кружившей вокруг Оливии и Джона.

– Как я понимаю, полковник достоин всяческой по­хвалы за дружеское участие, которое проявил к вам в тя­желую минуту. Хорошо, что хоть один из вас оказался способен на сострадание, – продолжила Сирена и снова принялась за Оливию, дрожавшую как осенний лист на ветру. – Дорогая, с вашим траурным платьем что-нибудь приключилось или вы сняли его исключительно ради это­го торжественного события?

– Ну, я… – снова запнулась Оливия, чувствуя, как свекровь подавляет ее непрерывными вопросами, на которые она едва ли могла дать ответ, поскольку утратила вся­кую бдительность и позволила застать себя врасплох.

– Да вы, оказывается, застенчивы, Оливия! – без­жалостно поддела ее Сирена, а затем указала на длинный ряд приглашенных, ожидавших своей очереди. – Давайте продолжим представление ваших гостей, Уильям, а заодно дадим дорогой Оливии возможность перевести дух. Ка­жется, стоя она не слишком хорошо соображает. Возмож­но, светская львица справится со своей робостью за обедом, и к ней вернется дар речи.

– У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от поведения Оливии, – заметил Уильям, склонившись к вдове, чтобы не быть подслушанным.

– Неужели так заметно? – поинтересовалась она с преувеличенно невинным видом.

– Не думаю, что у этой парочки остались сомнения на сей счет, – заверил ее генерал с ироничной улыбкой.

– Отлично. Теперь, когда я воткнула нож в спину невестки, я собираюсь его повернуть. – Хотя Сирена ста­ралась говорить нейтральным тоном, в ее голосе отчетливо прозвучали презрительные нотки.

– Я искренне надеюсь, что вы не припасли кинжала с моими инициалами. А то при вашем остроумии мне при­шлось бы лихо.

Она потрепала его по щеке, рассмеявшись в ответ.

– С моей стороны вам ничто не угрожает, дорогой Уильям. Я не собираюсь вас подводить. Но намерена до­вести до сведения невестки, что ей не следует рассчиты­вать на мою снисходительность после того, как она потащилась в Нью-Йорк, не удосужившись отдать послед­ний долг мужу.

Закончив церемонию представления, Уильям проводил вдову в обеденный зал. Сирена подавила смешок, наблю­дая за мачехой, которая с явной неохотой приблизилась и села рядом. Обе женщины хранили молчание, пока не по­дали еду. Но как только Оливия поднесла вилку к губам, вдова, понизив голос, спросила:

– Сколько же времени вам удавалось наставлять рога бедному Митчелу до его печального конца?

Оливия резко втянула воздух, подавившись первым же кусочком мяса. Без тени сочувствия Сирена с силой шлепнула ее по спине. Гости перестали жевать, воззрившись на Оли­вию, лицо которой – к несказанному восторгу вдовы – приобрело свекольный оттенок.

– Что-то вам сегодня не по себе, милочка. Поначалу вы не владели языком, а теперь, кажется, и вовсе его про­глотили. Кстати, как вы себя чувствуете среди всего этого великолепия? Митчел писал, что ваша семья не располага­ла достаточными средствами, чтобы вращаться в высших кругах. Должно быть, непросто сохранять присутствие духа в светском обществе, учитывая ваше происхождение.

Эти язвительные намеки довели Оливию до белого кале­ния. Она чуть было не набросилась на злобную старушенцию, но вовремя спохватилась, заметив, что стала объектом все­общего внимания.

– Мне не составило труда приспособиться к новому образу жизни, – сообщила она, едва сдерживая ярость.

– Да, вам не откажешь в гибкости. Могу себе предста­вить, как вы кувыркаетесь, чтобы потешить своего полковника.

Оскорбление подействовало на Оливию, как пощечина, и, потеряв над собой контроль, она взвизгнула:

– Злобная стерва!

– Оливия! – только и выдохнул Джон, когда за столом повисла гробовая тишина.

Лицо полковника пошло пятнами. Он впервые видел в таком состоянии свою любовницу, совершенно забывшую о том, что никто, кроме них, за столом не слышал ядовитых реплик вдовы.

– Ничего, ничего, – смиренно сказала Сирена, не сводя взгляда с разгневанного лица мачехи. – Я понимаю, в каком напряжении она жила последнее время, терзаясь муками совести. Митчел говорил, что у его горячо люби­мой жены бурный темперамент, но только теперь я пони­маю, что он имел в виду.

Оливия вскочила, не в силах более терпеть подобные оскорбления. Ей казалось, что она находится на арене цир­ка в качестве живой мишени для дьявольских кинжалов.

– Прошу извинить меня, – сказала Оливия, пытаясь соблюсти правила приличия, впрочем, без особого успеха. – Ужасно разболелась голова. Думаю, мне лучше выйти на све­жий воздух.

Полковник Пауэлл, пристыженно улыбаясь, раскланялся с гостями и последовал за своей дамой. В холле он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

– Неужели так трудно прилично вести себя в присут­ствии генерала и его гостей?

Оливия задохнулась от возмущения.

– А ты рассчитывал, что я буду безропотно сносить оскорбительные выпады этой стервы? У нее не язык, а змеиное жало!