Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2

Нас приняли с присущим шотландцам гостеприимством и предложили ночлег и ужин, состоящий из миски теплого бульона и овсяных лепешек. Затем уложили на соломенном тюфяке возле очага. Правда, тюфяк оказался довольно узкий, но мы улеглись, тесно прижавшись друг к другу, и вскоре заснули.

Джейми глубоко вздохнул и, смущенно взглянув на меня, продолжал:

— Ну, я очень устал после трудного путешествия и спал крепко. Думаю, Айен спал так же крепко. За последние пять лет, а это не так уж мало, он привык постоянно чувствовать рядом Дженни, вот и вчера, наверное, спросонья принял меня за Дженни, обнял и поцеловал в затылок. А я, — тут он запнулся и так густо покраснел, что это было видно даже при слабом свете луны, освещающей комнату, — я спросонья решил, что это Джек Рэндолл.

Я слушала эту историю, не смея перевести дыхание. И только тут с облегчением вздохнула.

— Наверное, Айен был в шоке, — сказала я.

Рот Джейми искривился.

— Видимо, да. Но я повернулся и ударил его по лицу, а через минуту уже сидел верхом на нем и дубасил его изо всех сил. Хозяева тоже страшно перепутались. Потом я объяснил им, что мне привиделся какой-то кошмар, что, в сущности, и было правдой. Я никогда не забуду эту сцену: Айен, избитый, стонет в углу, а хозяйка дома, похожая на жирную сову, сидит с растерянным видом на кровати и непрерывно повторяет: «Кто, кто?»

Я невольно рассмеялась, представив себе эту сцену:

— Боже мой, Джейми. А как же Айен?

Джейми слегка пожал плечами:

— Ты ведь видела его. Через некоторое время все снова улеглись спать, а я пролежал без сна всю оставшуюся часть ночи, уставившись в потолок.

Джейми не противился, когда я взяла его левую руку и стала осторожно поглаживать поврежденные костяшки пальцев. Его пальцы переплелись с моими.

— На следующее утро мы снова отправились в путь, — продолжал Джейми, — я дождался, когда мы достигли места, удобного для привала, и рассказал Айену всю историю, связанную с Рэндоллом.

Сейчас мне становился понятным странный взгляд, которым Айен наградил Джейми. И напряженное выражение на лице Джейми, и круги под глазами. Не находя нужных слов, я молча слегка стиснула его руку.

— Я не думал, что смогу кому-нибудь рассказать об этом, кроме тебя, Саксоночка, — проговорил он, сжимая в свою очередь мою руку. — Что касается Айена… ведь он… — Джейми старался подыскать как можно более точные слова: — Он ведь знает меня, как ты считаешь?

— Конечно. Ведь вы знаете друг друга всю жизнь, не так ли?

Он кивнул, глядя невидящим взглядом в окно. Снова пошел снег, легкие снежинки кружились в воздухе и мягко ложились на землю. И земля была белей, чем само небо.

— Айен всего лишь на год старше меня. В детстве мы всегда были рядом. Не было дня, чтобы мы не виделись, пока я жил дома. И даже потом, когда в четырнадцать лет я отправился с Дугалом в Леох, а позже — учиться в Париж, я не забывал о нем никогда. И стоило мне хоть ненадолго вернуться домой, я тотчас спешил к нему, и мы оба ощущали себя так, будто вовсе и не расставались. Мы просто улыбались друг другу и уже не расставались, бродили по полям и горам и без конца разговаривали обо всем на свете. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Айен — словно часть меня самого, которая всегда оставалась здесь, независимо от того, где находился в то время я, — сказал он, старательно подбирая слова. — И я подумал… Я должен рассказать ему. Мне не хотелось нарушать… это единство. Мне хочется остаться частью Айена. Частью Лаллиброха. — Он указал жестом на окно, затем повернулся ко мне: — А ты знаешь почему?

— Мне кажется, догадываюсь, — снова сказала я ласково. — Ну а Айен?

Джейми опять передернул плечами, словно рубашка была ему узка и стесняла его.

— Трудно сказать. Вначале, когда я стал рассказывать, он только покачивал головой, как будто не веря мне, а когда наконец поверил…

Джейми умолк и облизнул губы. И я поняла, как тяжело дался ему разговор с Айеном.

— Я видел, что Айену хочется вскочить на ноги и начать ходить взад-вперед, но он не мог из-за ноги. Он лишь сжимал и разжимал кулаки, лицо его сделалось белее снега, и он неустанно повторял: «Как? Как? Джейми, как ты мог позволить ему сотворить с тобой такое?» — Джейми покачал головой. — Не помню, что я отвечал и что еще говорил он. Я только помню, что кричали друг на друга. И что он хотел ударить меня, но не смог, опять же из-за ноги. — Джейми горько усмехнулся. — Мы были похожи на пару дураков, размахивающих руками и кричащих друг на друга. Но я перекричал его, и он наконец замолчал и дослушал меня до конца. Потом вдруг замолчал я и уже не мог говорить. Мне показалось это совсем не нужным. Я сел на камень и обхватил голову руками. Через некоторое время Айен окликнул меня, сказав, что пора продолжать путь. Я кивнул, поднялся, помог ему сесть на лошадь, и мы молча поехали дальше.

Джейми почувствовал наконец, как крепко сжимает мне руку, и ослабил хватку, но продолжал медленно передвигать обручальное кольцо у меня на пальце.

— Мы долго ехали молча, — тихо продолжал Джейми. — Вдруг я услышал какой-то странный, хлюпающий звук. Я пришпорил свою лошадку и, догнав Айена, заглянул ему в лицо. Он плакал. Слезы ручьем текли у него по лицу. Он понял, что я заметил его слезы, и хотя все еще был очень сердит, протянул мне руку. Я принял ее. Его рукопожатие было таким сильным, что у меня затрещали кости. Так мы доехали до дома.

Я чувствовала, как напряжение покидает Джейми.

«Всего тебе хорошего, брат», — сказал Айен, балансируя на одной ноге перед дверью спальни.

— Значит, теперь все в порядке? — спросила я.

— Думаю, что так. — Теперь он полностью расслабился, уютно устроившись на мягкой пуховой перине. Я нырнула под одеяло и прижалась к нему. Мы смотрели на падающий снег, изредка слабо ударяющий в стекло.

— Я рада, что ты наконец дома, — сказала я.

Когда я проснулась на следующий день, за окном было такое же серое утро, как накануне. Уже одетый, Джейми стоял у окна.

Он заметил, что я подняла голову от подушки.

— Проснулась, Саксоночка? Хорошо. А я привез тебе подарок.

Он полез в свою кожаную сумку и вытащил несколькс медных монет, два или три маленьких камешка и маленькую палочку, обмотанную леской, скомканное письмо и спутанный клубок лент.

— Ленты? — удивилась я. — Спасибо. Они замечательные.

— Нет, это не для тебя, — сказал он, нахмурившись так как ему пришлось вынимать запутавшуюся в голубых лентах сушеную лапу крота — средство от ревматизма. — Это для Мэгги. — Он подозрительно оглядывал камни, лежащие у него на ладони, и, к моему удивлению, взял один и лизнул.

— Нет, не этот, — пробормотал он и положил камень назад в сумку.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я, с любопытством наблюдая за его действиями. Он ничего не ответил, но вытащил вторую пригоршню камней, понюхал их и выбрал, кажется, тот, который искал. Его он тоже лизнул для верности, затем положил мне на ладонь и улыбнулся.