Патриция Гэфни - Прекрасная обманщица

– Так и сказала?

Бэрк улыбался и хмурился одновременно.

– Боюсь, тебе придется разочаровать ее в этом, Кэт. Вряд ли ты настолько окрепнешь к Рождеству, чтобы отправиться в путь.

– Скорее всего нет, но мне не хотелось говорить ей об этом. Похоже, она так твердо рассчитывает на мой отъезд…

Кэтрин на мгновение опустила взгляд и вновь подняла его:

– Бэрк?

– Да, любовь моя?

Она вспыхнула. Слова любви так легко и свободно слетали у него с языка, что ей почему-то становилось не по себе.

– Что будет дальше?

Он взглянул на нее в недоумении.

– Когда я поправлюсь. Что ты собираешься со мной делать?

Бэрк долго смотрел на нее, не говоря ни слова, потом отодвинул свой стул и встал. Кэтрин поняла, что подтверждаются ее наихудшие опасения.

– Ты собираешься отвезти меня в Ланкастер, верно? – спросила она с горечью. – Я так и знала.

Бэрк отрицательно покачал головой, но она больше не смотрела на него.

– А теперь, пожалуйста, уходи. Оставь меня одну. Я очень устала.

– Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.

– Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.

– Зачем? Чтобы ты мог поскорее избавиться от меня? Прошу тебя, уходи.

Бэрк нахмурился, глядя на нее сверху вниз и заложив руки за спину. Он и сам не смог бы объяснить, почему не сказал ей правды, но… если бы он признался ей прямо сейчас, что собирается ее отпустить, рискуя при этом своей карьерой и даже головой, она могла бы подумать (что было бы вполне логично), будто он питает к ней какие-то чувства. Она бы не поняла, что им движет исключительно и только благодарность, вернее даже чувство долга, что он лишь пользуется возможностью отплатить ей за жертву, которую она принесла ради него.

Ничего не поделаешь, придется примириться с ее враждебностью, вздохнул Бэрк.

– Ну что ж, спокойной ночи. Спи хорошо.

Она закрыла лицо рукой и отвернулась.

– Постарайся ни о чем не тревожиться, Кэт.

«Ничего, – сказал он себе, – все равно она скоро узнает о моих намерениях».

– Убирайся, – проговорила она сквозь зубы.

– Я пришлю тебе горничную.

Бэрк повернулся и тихо вышел из комнаты.

Дни проходили быстро и – несмотря на все опасения Кэтрин по поводу того, что с нею будет после выздоровления – не без приятности. Она чувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы, и с каждым днем все меньше нуждалась в посторонней помощи. После обеда она совершала ежедневные неторопливые прогулки по комнате, опираясь на руку Дианы. Моцион доставлял удовольствие обеим. Они быстро подружились, и эта дружба крепла с каждой новой встречей. Не желая обманывать подругу и выдумывать какую-то запутанную историю о себе, вроде той, что она вынуждена была рассказать Бэрку, Кэтрин с радостью взяла на себя роль внимательной слушательницы. Диана не мучила новую подругу расспросами о прошлом, приписав ее нежелание упоминать о нем естественной сдержанности. Зато, ободренная доброжелательным вниманием и неподдельным интересом Кэтрин, юная девушка отбросила свою обычную застенчивость и открыла ей собственное сердце, словно у нее вдруг появилась долгожданная, никогда прежде не существовавшая сестра.

Природа наделила Диану проницательным умом, позволявшим ей угадывать людские слабости и пороки, и добрым сердцем, умевшим их прощать. Ее единственным недостатком была полнейшая неспособность оценить по достоинству саму себя. Она с рождения страдала легкой хромотой оттого, что одна нога у нее была чуть короче другой, а в минуты сильного волнения начинала слегка заикаться. Эти мелкие несовершенства стали для нее источником постоянного мучительного смущения и поселили в ее душе глубоко укоренившееся убеждение, что она никчемная дурнушка, причем мачеха и сводная сестра отнюдь не считали нужным выводить ее из заблуждения. Диана не сомневалась, что ей предстоит весь свой век оставаться в тени утонченной, блистательной и светской Оливии. К ее чести надо было добавить, что эта уверенность ни на миг не вызвала зависти в ее душе.

Кэтрин пришлось выслушать подробное повествование об Эдвине Бальфуре, лишь усилившее ее любопытство. Он являлся ближайшим соседом, немного моложе Бэрка, но старше Дианы, знавшей его с раннего детства. Он носил баронский титул, а после смерти отца ему предстояло унаследовать графский. Слушая рассказы Дианы об Эдвине, видя, как оживляется ее личико при каждом упоминании о нем, Кэтрин решила, что этот человек если и не божество, то по крайней мере верховный жрец. Природа наделила его самым красивым лицом и самой великолепной фигурой, он обладал безупречными манерами, обо всем на свете знал больше, чем кто бы то ни было другой, ездил на лошади не хуже самого Бэрка и никогда не проигрывал в карты. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что он слишком редко бывал дома, однако пошатнувшееся здоровье его отца исправило и этот недостаток, заставив Эдвина покинуть Лондон, где у него была репутация повесы, и вернуться на Рождество в родовое поместье Блайт-парк.

Диана была влюблена в него всю свою сознательную жизнь. Эдвин никогда не подшучивал над ее хромотой и заиканием, а когда Бэрк, покинув родной дом, уехал служить в армию, заменил ей брата. Позже, когда сам Эдвин стал все реже бывать дома, ей ничего другого не осталось, как со сладкой грустью в сердце выслушивать рассказы о его похождениях. Со дня на день она ожидала известия о его помолвке с какой-нибудь ослепительной красавицей, прекрасно понимая, что после этого им никогда уже не быть хорошими друзьями, как прежде. Ее влюбленность не была секретом ни для кого из членов семьи, но никто не принимал ее всерьез. Все считали, что это детская любовь, нечто само собой разумеющееся. Точно так же, по всей видимости, думал и сам Эдвин Бальфур.

Оливия ни разу больше не навестила Кэтрин. Бэрк появлялся нечасто и почти все время молчал, Кэтрин даже удивилась, зачем он вообще утруждает себя этими визитами. Как-то раз он сообщил ей, что повстанческая армия принца Чарли забралась на юг аж до самого Дерби, [25]но потом вновь отступила. Она притворилась, что ей это ни о чем не говорит и совершенно ее не интересует, даже сделала вид, будто не понимает, зачем он все это ей рассказывает, но после его ухода почувствовала себя подавленной и глубоко несчастной. Ей страстно хотелось узнать больше подробностей. Неужели революции конец?

Однажды в ее комнате появился новый посетитель, и обстоятельства их встречи до того встревожили Кэтрин, что она несколько дней не могла успокоиться. В тот день она прилегла отдохнуть и задремала на синем с золотом диванчике под окном, устав следить за птицами, чертившими замысловатые кривые в зимнем небе, как вдруг что-то разбудило ее. Кэтрин испуганно села на диване, запахивая ворот капота, разошедшийся, пока она спала. Под капотом у нее была шелковая ночная сорочка, тонкая до прозрачности, но застегнутая до самого горла. Тем не менее у нее осталось ничем не объяснимое, но стойкое впечатление, будто кто-то сунул руку ей за пазуху прямо на грудь. Разумеется, это было невозможно, она ведь была одна в комнате…