Дэнис Хэмптон - Обольщение миледи

Элиан приникла к нему и, стараясь удержать равновесие, сомкнула икры вокруг его бедер.

Он замер, крепко сжав ее ягодицы.

– Дотронься до меня, – взмолился он. – Возжелай меня.

Из груди его вырвался стон и еще сильнее распалил ее. Она в исступлении ласкала его, осыпая поцелуями каждый дюйм его тела.

– Господи Иисусе, – прошептал Джос. – Люби меня, – взмолился он, также исступленно отвечая на ее ласки.

Его плоть, зажатая у нее между ног, двинулась к входу в ее лоно. Джос оторвался от ее рта. Тяжело дыша, он прижимался губами к ее щеке, кончику носа, пока не добрался до мочки уха. Когда он взял ее в рот, Элиан ощутила истому, ясную и простую.

Джос вошел в нее, стал осторожно двигаться и тут ощутил преграду. Элиан наконец осознала всю важность того, что собиралась совершить. Как могла она забыть страшные рассказы о боли, которую девушка испытывает при потере девственности?

Джос отпустил ее бедра. Элиан инстинктивно еще крепче обхватила его руками и ногами, хотя упасть не могла, так как со всех сторон ее окружала вода. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать всего одно движение. Ощутив что-то вроде легкого щипка, она приняла его в свое лоно. Ощущение было необычным и удивительно приятным. Оно сулило еще не изведанные удовольствия.

Элиан хотелось чего-то большего.

Она пошевелилась и крепче обвила его ногами. Он снова шевельнулся.

Элиан захлестнула волна наслаждения. Джос часто и прерывисто дышал. Все тело его напряглось.

Издав резкий крик, Джос сделал последний рывок и обмяк. Тяжело дыша, он поцеловал ее, но страсть, которой ей так не хватало, уже покинула его.

Элиан испытала разочарование. Она отдала девственность врагу своего отца.

Элиан снова уперлась ногами в илистое дно. Борясь с чувством стыда, она уронила руки. Джос выпрямился. В его голубых глазах появилась озабоченность. Только сейчас он осознал, что произошло.

Он провел ладонью по ее нижней губе. Да поможет ей Господь. Что он о ней думает сейчас? Что она шлюха? Отвернувшись от него и шумно расплескивая воду, она побежала к берегу.

– Элиан! – окликнул ее Джос.

Но не сделал попытки ее остановить. С какой стати? Она уже отдала ему свое единственное сокровище.

При мысли, что он будет теперь ее презирать, на глаза ей навернулись слезы. Элиан бросилась к дереву, на котором висела ее одежда.

За ее спиной послышались всплески воды.

– Постой, – позвал он.

Желая сбежать от него, чтобы забыть то, что она натворила, Элиан схватила платье и, прижав его к груди, помчалась по тропинке прочь от водоема.

Прежде чем Джос успел выйти на берег, Элиан скрылась в густой растительности. Хотя Джос знал, что преследовать ее бессмысленно, он потянулся за своим одеянием. Рубашка зацепилась за ветку. Выругавшись, он дернул ее с силой.

Треск рвущейся материи вспугнул окружавшую его тишину резким звуком. Он уставился на разорванную рубашку в кулаке. Он испортил вещь. Точно так же он только что испортил Элиан.

Сжимая рубашку в ладонях, Джос опустился на бревно у кромки пруда. Когда она согласилась заняться любовью, он решил, что она уже практиковала это с какой-то своей или отцовской тайной целью. Но она оказалась целомудренной.

Ему представлялось невероятным, что дю Омэ мог приказать своей невинной дочери отдаться его врагу. Тогда почему она на это решилась? А он? Почему он не остановился, когда понял, что она невинна?

Потому что секс в воде потряс его своей новизной и он просто потерял голову от желания обладать Элиан.

– Проклятие, проклятие, проклятие!

Все получилось совсем не так, как он планировал. Он не только не сможет использовать Элиан в своих целях, забыв об осторожности, он пролил семя в женское лоно. Что будет, если она понесет от него?

Под сгущающимися тучами, подгоняемый холодным ветром, Джос скакал из Набуэлла в Конитроп. Увидев накануне тело отца в ледохранилище, он думал, что уже ничто не способно сильнее омрачить его дух. Однако ошибся. Сегодня он занимался погребением отца и сестер.

Монахиня, в чьи обязанности входило обслуживание усопших в монастыре, держалась обыденно, когда предложила отправить в Хейдон для похорон только вместилища душ его родных. Она, безусловно, была права. Расстояние и время, прошедшее со дня их смерти, не оставляло выбора. Таким образом, останки его отца и сестер найдут вечный покой на монастырском кладбище, в то время как их сердца, пересыпанные солью для сохранности и запечатанные в простые глиняные сосуды, вернутся в Хейдон. для погребения в родных пенатах.

Как истый рыцарь, Джос никогда не считал себя слабым. В пылу боя он был способен без устали рубить мечом. Подобное состояние не оставляло места для других эмоций. Но хладнокровно рассечь клинком тело представлялось ему кощунством и было выше его сил. Поэтому он предпочел надзирать за действом. Его выворачивало наизнанку, хотя уже вечерело, а он ничего не ел, кроме куска хлеба с сыром на завтрак. Да поможет ему Бог. Он молился, чтобы сегодня в Конитропе не было резни.

– Сэр Джос, ворота? – услышал он за спиной голос Ника.

Заставив себя отвлечься от гнетущих мыслей, Джос обнаружил, что проехал мимо входа в дом шерифа. Он повернул лошадь к Нику и трем солдатам, сопровождавшим его для выполнения сегодняшней жутковатой работы. Как и он сам, воины Хейдона сменили шлемы и доспехи на более удобные короткие туники зеленого цвета Хейдона, оттенка весенней травы, надетые поверх желтых шоссов.

Охотничий костюм Джоса был цвета лесной чащи. Другой одежды он с собой не взял. Когда его настигла весть о смерти отца, он находился в имении Рейфа Годсола. Сунув в дорожный мешок военное снаряжение, он сломя голову помчался в Хейдон, оставив даже слугу. Рейф и остальные друзья Джоса заверили его, что снабдят слугу Перрина деньгами и провиантом – всем, что ему может понадобиться, чтобы последовать за хозяином.

– Прости, Ник. Я задумался, – промолвил Джос, хотя нужды в извинениях не было.

Джос знал Ника всю жизнь. Ник служил у его отца воеводой. За все это время Джос ни разу не видел такой глубокой печали на лице солдата. Сегодняшняя работа далась тому нелегко, так же как сыну его господина.

– Не стоит просить прощения, мальчик, – тихо промолвил солдат и в который раз за этот день смахнул слезу.

Подавляя страдания, Джос направил скакуна в ворота и въехал во двор. Изрядное число лошадей, наводнивших Конитроп, не позволяло Уиллу и его братьям сидеть без дела. Усердно работая скребками, господа трудились в центре двора.

Увидев, что они возвратились, Уилл широко улыбнулся.

– Наконец-то вы вернулись, сэр, – воскликнул он. – А то мы уже вас заждались.

– Ага, так что теперь можно бы и поесть, – добавил Роб, его средний братишка.