Нора Хесс - Сэйдж

И только одно омрачало их безоблачное счастье — мать Клео — Мэгги Рэнд. Однажды, она, разыскивая Клео, застала ее в объятиях Джима. Он даже вздрогнул от той ненависти, которая прозвучала в голосе женщины, когда она злобно прошипела: «Не смей никогда больше приближаться к моей дочери, ты, полукровка!» И она проследовала мимо него к выходу из конюшни, ведя за руку плачущую дочь.

Глядя, как они уходят по улице, Джим чувствовал, что с каждым их шагом из него по капле уходит жизнь.

Он издал горький смешок и пошел в конюшню расседлывать лошадей, на которых они с Клео только что вернулись с прогулки.

— Безмозглый метис! — задыхаясь от бессильной ярости, ругал себя Джим. — Как только могло взбрести в твою башку, что такая девушка, как Клео, может иметь хоть что-то с таким, как ты!

Однако, на следующий вечер, закончив свою работу и нехотя собираясь, чтобы ехать на встречу со своей шайкой, Джим обнаружил за отворотом своей куртки записку от Клео. Там было написано: «Жди меня сегодня в полночь за постоялым двором».

Таким образом, их отношения продолжались еще около месяца, а потом, однажды ночью, Клео прошептала Джиму, что у них будет ребенок. Эта новость вызвала у него смешанные чувства. Он был невероятно счастлив, потому что теперь-то уж неумолимой Мэгги Рэнд волей-неволей придется разрешить им пожениться. Но с другой стороны, он не мог не спрашивать себя, как удастся ему, полукровке, без гроша в кармане содержать жену и ребенка! Ведь нельзя же, в самом деле, ожидать, что жена будет спать на охапке соломы. И как он будет кормить ее, если едва может прокормить самого себя?

В ту ночь, после того, как Клео ушла, он лежал на сене и лихорадочно обдумывал разные способы, как прокормить свою будущую семью.

Ему пришло в голову, что они могли бы отправиться на маленькую ферму недалеко от той деревни, где он вырос, и которая все еще могла ему принадлежать. Ферма была заброшенной, но здания были прочными, а почва плодородной. Так что там им с Клео будет хорошо.

Джим тяжело вздохнул. Зашелестело сено. Это он повернулся на бок и невидящим взором уставился в крохотное окошко сеновала. Ему еще потребуется инвентарь и хоть какая-то мебель, несколько голов домашнего скота, всякая там живность. И еще нужно иметь деньги, чтобы жить, пока он возделает сад, вырастит урожай и продаст его. А если все-таки это не принесет достаточно дохода сразу?

В полном отчаянии он снова и снова спрашивал себя, где ему, полукровке, взять эти чертовы деньги. Он обдумывал и так и эдак, отвергая один вариант за другим, и вдруг, уже на исходе ночи, нашел ответ.

Джим лежал в полном смятении еще около часа, уставившись в темноту. Внутренний голос предупреждал его: «ТЫ ГЛУПЕЦ, НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ», — но голос рассудка тут же заглушался другим голосом, звучащим еще громче: «У ТЕБЯ НЕТ ДРУГОГО ВЫХОДА».

И прежде чем уснуть, он принял, наконец, окончательное решение. Вместе со своими парнями он ограбит банк, находящийся на окраине этого сонного маленького городишки. Завтра вечером, когда они встретятся, как обычно, в фактории, он посвятит их в детали своего плана.

Следующей ночью, когда Джим рассказал друзьям о том, что он придумал, все отнеслись к его идее с восторгом. Единственным, кому не понравился план стать вооруженными налетчиками, был Рустер. Он с сомнением произнес:

— Если нас все же узнают, нам придется быть в бегах всю оставшуюся жизнь. В каждом городе, куда мы поедем, поразвесят плакаты с нашими физиономиями. Вот, что я вам скажу, парни, — от закона скрываться не очень весело.

— Да нас никто и не узнает, — возразил ему Дик Харлэн. — Глупец, мы завяжем лица платками.

Он посмотрел на сомневающегося Рустера и зло прищурился.

— Короче, ты с нами или нет?

Тот немного помолчал, внимательно рассматривая свой стакан с виски, и, наконец, ответил.

— Я просто думаю. Но мне это очень не нравится.

Сомнения Рустера были отвергнуты. Наклонившись над столом и сдвинув головы, пятеро молодых людей принялись с увлечением обсуждать детали предстоящей операции.

Решено было напасть на банк сразу после открытия, когда там практически не будет посетителей. Эд останется с лошадьми и будет следить за единственной улицей. Если вдруг появится шериф, то он должен будет свистом предупредить всех о его приближении. Вот и все — проще простого!

Спустя неделю, закончив приготовления к ограблению и уже отправившись на дело, Джим сказал своим людям перед тем, как они должны были въехать в город:

— Слушайте, парни, что бы ни произошло, не должно быть никакой стрельбы! Поэтому, давайте-ка, лучше прямо сейчас разрядим свои револьверы.

Некоторые, особенно Дик Харлэн, заворчали.

— Господи, Боже мой! — оскалился тот, тряхнув рыжей шевелюрой. — Неужели, если кто-то будет в меня палить, я даже не смогу выстрелить в ответ!

— Вот как раз поэтому я и не хочу, чтобы ваше оружие было заряжено. А особенно твое, Ред. — Джим мрачно взглянул на бывшего предводителя шайки. — Одно дело, если тебя будут разыскивать за ограбление банка, и совсем другое, если тебе на шею повесят обвинение в убийстве. Если мы кого-нибудь убьем, тогда нас точно отыщут и на краю земли и, как только сцапают, повесят на первом суку!

Несмотря на целую неделю подготовки, налет оказался неудачным с самого начала, с той минуты, как они ворвались в банк с закрытыми лицами. Харлэн все-таки порядком волновался, и поэтому, вместо положенного по сценарию грозного рыка, из его глотки вырвалось лишь хриплое карканье.

— Это ограбление! Всем руки вверх!

Два старых, замшелых кассира едва взглянули в их сторону сквозь стекла своих конторок и не проявили ни малейшего желания выполнять команду. Харлэн потряс в воздухе разряженным револьвером и совсем уж не солидно завизжал:

— Слышите, вы? Руки!

Но в следующую секунду ему пришлось растерянно отступить назад, потому что один из стариков рявкнул ему в ответ, как видно, не принимая всерьез его манипуляций с оружием:

— Ты бы лучше катился отсюда к черту, Дик Харлэн, а в следующий раз, когда соберешься выкинуть подобную дурацкую шутку, то сначала убедись, что как следует закрыл свои рыжие патлы!

Осознав, что разоблачены, налетчики в панике, наталкиваясь друг на друга, бросились к выходу и один за другим выскочили на улицу.

Следом за ними, наступая им на пятки, на улицу выбежали обрадованные возможностью разогнать провинциальную тоску старики-кассиры. Деды радостно вопили во всю мощь своих, еще сохранивших юношеский задор, глоток:

— Ограбление банка! Зовите шерифа!

Джим и четверо других неудачных грабителей птицами взлетели в седла своих коней, а на улицу уже выбегали жители, встревоженные необычной для такого времени суматохой. И когда вся шайка галопом вылетела из города, по ее следам уже мчалась погоня с шерифом во главе.