Виктория Холт - Мелисандра

– Дорогая моя, будь все проклято – думаю, мне придется все-таки съездить в Лондон! Дела требуют моего присутствия.

Она попыталась было скрыть облегчение, которое доставили ей его слова, но это не удалось. Это никогда не удавалось.

– Ох, Чарльз, как ужасно! – воскликнула она. И, стараясь, чтобы он не заметил звучавшей в ее голосе радости, добавила: – И надолго ты уезжаешь?

Наверное, она подумала: «Я опять стану обедать вдвоем с Уэнной! Господи, как хорошо! Не надо будет ломать голову, что он скажет в следующую минуту и что ему отвечать!»

– На неделю или две, – легкомысленно отозвался он, равнодушным взглядом подметив, что при этих словах она с облегчением откинулась на подушки.

Склонившись к ней, он легко коснулся ее лба небрежным поцелуем. Он был доволен. От Мод он никогда не слышал ни одного вопроса, который задала бы на ее месте ревнивая супруга. Да неужели ей никогда не приходило в голову, что его могут призывать в Лондон не одни только дела?! Похоже, что так и было. Бедняжка Мод! Сама чистота! Очевидно, ее бедная маменька никогда не учила ее, что мужчина порой может вести двойную жизнь. Единственное, что ее беспокоило, – это его удачливость в делах.

Мод с головой погрузилась в заботы, вся в ожидании будущего материнства, поэтому он, очевидно, и почувствовал, что нуждается в притоке свежих сил, которые могла дать только поездка в Лондон.

– Брюс пригласил меня на крестины, – сказал он.

– Конечно же, ты должен поехать.

Ответив ей спокойной улыбкой, он подумал: «Если дитя, которое она носит, окажется девочкой, я обручу его с парнишкой Брюса». В эту минуту он почти надеялся, что она никогда не подарит ему сына, о котором он прежде мечтал. Было бы чудесно иметь дочь. Он выдаст ее за сына Брюса Холланда. Это просто замечательно! Ему всегда были по душе помолвки, которые родители устраивали заранее. Нет! На это не стоило рассчитывать. Ведь они с Мод женаты уже более пяти лет, и она впервые понесла. Его первенец должен оказаться сыном! У Тревеннингов всегда рождались сыновья, наследники. Он уже понемногу начал опасаться, что Мод бесплодна, ни минуты не сомневаясь, что вина в этом лежит на ней одной. Страсть была неведома ей, с самого начала она возненавидела плотские утехи. Впоследствии нормальным ее со стоянием стало какое-то необъяснимое равнодушие и рассеянность. Возможно, таково было влияние беременности? Впрочем, Фенелла, в салоне которой велись достаточно фривольные разговоры, утверждала, что этого быть не может.

Уэнна, бесшумно появившаяся в комнате, увидела его, торопливо пробормотала извинения и повернулась, чтобы незаметно выскользнуть за дверь, но он махнул ей рукой, показывая, что и сам уже собирался уходить.

Неделю спустя он уехал в Лондон. Поездка оказалась еще более приятной, чем обычно. Только однажды, когда, пересекая Бэгшот-Хит, кучер решил пустить лошадей в галоп, им пришлось пережить довольно не приятную минуту, но все обошлось, и он благополучно добрался до гостиницы, где уже поджидал Брюс Холланд. Тот выехал заранее, чтобы встретить своего приятеля, к тому же позаботился заказать обед. Не прошло и нескольких минут, как они уже наслаждались свежей рыбой, отлично поджаренным цыпленком, сыром и салатом. Подобные деликатесы никогда не доставались простолюдинам, которые путешествовали обычным дилижансом.

Остановился Чарльз Тревеннинг у Брюса, но с удивлением заметил, что его друг как будто стал менее интересным, менее компанейским, точно все его внимание занято новорожденным сыном, которого было решено назвать Фермором Денби. Возможно, будь Брюс не так поглощен своими делами, Чарльз и не забрел бы со скуки в Воксхолл-Гарденс в тот трагический день.

При первой же возможности он послал весточку Фенелле. Она была так же великолепна, как всегда. Трудно было даже представить себе, что женщина, подобная ей, может появиться на свет. Да и оценить ее по достоинству можно было, только став частью того тесного круга не обыкновенных и выдающихся людей, которых она собрала вокруг себя. Ничто иное не могло бы резче контрастировать с гостиной в доме Тревеннингов, чем салон Фенеллы на Лондонской площади. Ее ныне покойный муж, прежде чем уснуть вечным сном, был так любезен, что оставил ей небольшое состояние, которое странным образом куда-то улетучилось. Фенелле было тогда немногим больше двадцати, и она оказалась в отчаянном положении: ни мужа, ни денег. Тогда она поставила перед собой задачу – добыть себе состояние и поклялась, что ни один человек в мире, тем более муж, если он у нее будет, не увидит и гроша из этих денег. Любовники, считала Фенелла, куда более предпочтительны, ведь в этом случае женщина может заботиться только о себе, а уж воздыхатели позаботятся о том, чтобы отвадить возможных кандидатов в женихи. Фенелла всегда отличалась вопиющей экстравагантностью, приятели и восторженные ее поклонники кричали на всех углах, что эта женщина – редкое явление для своего века. Высокая, своей величественной красотой напоминающая Юнону, Фенелла к тому же предпочитала только необычные вызывающие туалеты. Она обожала придумывать новые фасоны, платья всегда были ее слабостью. В конце концов, она презрела все общепринятые правила и устроила у себя нечто вроде крохотного модельного салона, в котором шили туалеты лишь дамам, принадлежавшим к сливкам общества. Как все остальное, что имело отношение к Фенелле, этот салон не был похож ни на один другой. Такова уж была эта необыкновенная женщина – все, к чему она прикасалась, принимало какой-то своеобразный, неповторимый оттенок.

У нее был роскошный особняк на Лондонской площади, а моделей, способных демонстрировать создаваемые туалеты, она подбирала на редкость придирчиво, и к концу дня они незаметно смешивались с толпой гостей и фатов, и государственных мужей с женами, причем не имело ни малейшего значения, к какой из политических партий они принадлежат. Для Фенеллы взгляды ее гостей не играли никакой роли; она всегда называла себя женщиной, которой одинаково интересно послушать обе соперничающие стороны. Прелестная Каролина Нортон называла себя ее подругой, а среди гостей, толпами наполнявших ее гостиную, можно было часто встретить Веллингтона, Мельбурна и даже Пила.

Злые языки утверждали, что большинство ее девушек легко находили себе в салоне хозяйки богатых покровителей. Были и такие, которые позволяли себе намекать, будто салон Фенеллы служит скорее домом свиданий, чем швейной мастерской, и что хозяйка его не брезгует получать от состоятельных джентльменов или государственных мужей изрядные суммы за услуги своих девушек. Впрочем, если в обществе появляется фигура подобная Фенелле, сплетен избежать невозможно.