Марша Кэнхем - Безоглядная страсть

«Сейчас я, — усмехнулся про себя Джон, — открою глаза и обнаружу, что уже в раю!.. Или, может быть, в чистилище, а это голоса ангелов, решающих, куда меня определить — в ад или в рай…»

Что-то холодное, ледяное коснулось его лба. Джон наконец приоткрыл глаза, щурясь от режущего света. Ни ада, ни рая. Он на грешной земле, в своем доме, в своей кровати. Но женщина, стоящая рядом с этой кроватью, — кто она? Ангел? Видение? Галлюцинация? Существо из плоти и крови? Должно быть, демон, посланный врагом рода человеческого его искушать?

Лицо женщины было бледным, рыжие волосы разметались по плечам. На женщине была полурасстегнутая мужская рубаха, сквозь тонкую ткань которой явственно проступали очертания сосков.

Так что же он медлит? Если это и впрямь дьявольское наваждение, то стоит только протянуть руку, и оно вмиг рассыплется. Джон так и сделал, Пальцы его ощутили живую плоть. Да, не видение, не сон, не призрак. Живая. И Джон знал, кто это. Знал — и не мог уже ни о чем думать.

Энни невольно вскрикнула, когда рука Джона неожиданно обвилась вокруг ее талии. Джиллиз предупреждал ее, что Джон еще не пришел в себя от немереного количества виски. Собственно, наклонилась-то она к нему только затем, чтобы поправить отброшенное им одеяло и вытереть пот со лба.

Джон лежал совершенно голым. Разметавшееся по кровати тело казалось Энни огромным, но тем не менее идеально пропорционально сложенным. А что касается слухов об интимных частях этого тела, то теперь эти слухи казались Энни не то чтобы не преувеличенными, но даже преуменьшенными…

Пальцы Джона сошлись на ее запястье, потянули за руку. Потеряв равновесие, Энни не могла сопротивляться. Упав на кровать, Энни открыла было рот, чтобы выразить свой протест криком, если уж не действием, но раскрытые губы были, очевидно, восприняты как призыв к поцелую, ибо в ту же секунду Энни ощутила язык Джона у себя во рту. Извиваясь всем телом, Энни пыталась вырваться из непрошеных объятий, но рука Джона оплелась вокруг ее талии, словно лиана, язык проникал все глубже.

Отбиваясь от Джона, Энни, сама того не желая, коснулась раны. Это, должно быть, вызвало у Джона резкую боль, приведшую его в чувство.

— Энни? — Глаза его удивленно распахнулись. — Ты… живая?

— Ну не мертвая же! Да отпусти ты, Господи!

— Прости, Энни, — забормотал он, — ради Бога, прости… Я не знал… Я думал… Черт побери, кто это тут наблевал?!

— Ты, должно быть, кто же еще? — Энни поморщилась, с отвращением покосившись на вонючее пятно на полу.

Отпустив Энни, Джон вдруг обнаружил, что ничем не прикрыт, и, покраснев, словно вареный рак, до корней волос, обвязал простыню вокруг бедер. Освободившись, Энни поспешила отойти от кровати на безопасное расстояние. Поцелуй все еще горел на ее губах, сердце бешено колотилось. Потупившись, Энни привела растрепанную одежду в порядок.

Сев на кровати, Джон оглядывал комнату безумными глазами.

— Это моя спальня? — спросил он.

Взгляд Энни следовал за взглядом Джона. По всей комнате в беспорядке валялась одежда, рядом с кроватью стоял таз с мокнущей в нем губкой.

— Вроде бы да, — усмехнулась она.

— Что ты здесь делаешь, черт побери? Сколько вообще времени?

— Пятый час дня. А я здесь для того, чтобы оказать тебе любезность в ответ на твою.

— Оказать мне любезность? — В глазах его снова промелькнул похотливый огонек.

— Не такую, черт побери! Да протрезвись ты наконец! Короче, прошлой ночью ты меня кое о чем предупредил… Теперь я тоже пришла предупредить тебя.

Джон провел рукой по растрепавшимся волосам.

— Предупредить? — пробормотал он. — Подожди, крошка, отвернись, сейчас оденусь…

Заметив на стуле килт Джона, Энни бросила его ему и направилась к двери.

— Когда оденешься, спускайся вниз, я перевяжу твою рану как следует. И я бы советовала тебе окатить голову — и кое-что еще холодной водой.

Витиевато ругаясь себе под нос, Джон начал одеваться. Внизу Энни обнаружила Джиллиза, колдовавшего перед камином. В углу еще двое о чем-то разговаривали с Донуилом Макинтошем — молодым человеком, сопровождавшим Энни в Данмагласс. Во дворе, в лесу, в ущелье между Гарбхал-Бег и Гарбхал-Мор — всюду было полно вооруженных до зубов горцев. За охрану, слава Богу, можно было не беспокоиться — даже муха, как говорится, не пролетела бы незамеченной…

— Не желаете ли кружку эля, мэм? — спросил Джиллиз у Энни, когда она вошла в комнату.

— Желаю, только, ради Бога, не называй меня «мэм»! А то мне каждый раз кажется, что ты обращаешься не ко мне, а к кому-то другому.

— Хорошо, — кивнул он.

— Зови меня просто Энни, — дружелюбно улыбнулась она.

— Хорошо, Энни, — с энтузиазмом согласился он.

— Налей и мне кружечку, — попросил присутствующий тут же Джеми. — В горле пересохло.

— Выпей лучше кофе, — усмехнулась Энни, — он лучше помогает от жажды. Судя по запаху, это ведь кофе у вас тут зарится в котелке? Только поторопись, а то сейчас здесь появится хозяин дома и наверняка выпьет все единым махом — он, видите ли, никак не очухается после вчерашнего.

— Иди ты знаешь куда со своим кофе! — фыркнул появившийся в этот момент на пороге Джон. — Не слушай ее, Джиллиз. Эля, и только эля всем!

На Джона было страшно смотреть: правый глаз заплыл так, что не открывался, левый был не намного лучше — весь красный. Шатаясь, он прошел к столу и тяжело опустился на стул. Энни все-таки налила кружку кофе и поднесла его Джону.

— Хватит пьянствовать! — сказала она. — Сейчас ты мне нужен в здравом уме и трезвой памяти. Если уж так невтерпеж, выпьешь после моего ухода.

— Ты говоришь точь-в-точь как мой старик! — поморщился Джон, однако все же отпил глоток кофе, после чего, войдя, очевидно, во вкус, осушил всю кружку и потребовал вторую. Затем сел уплетать поданную Джиллизом яичницу.

Энни тем временем, найдя какую-то льняную рубаху, разорвала ее на полосы и, смочив их в отваре ивовых почек, тщательно перевязала рану Джона. Осушив третью кружку кофе, Джон, казалось, понемногу начал приходить в себя — глаз, во всяком случае, был уже не таким красным, кожа начала приобретать свой естественный цвет.

— Ну ладно, крошка — произнес он, поднимая на Энни глаза. — Кажись, чуток протрезвел, Выкладывай, что у тебя там.

Вытерев руки, Энни прошла туда, где на гвозде висела ее одежда, извлекла из кармана стоившие ей стольких хлопот бумаги Форбса. При виде их Энни снова вспомнила, как приятно ей было лгать Ангусу, что отдала их, то время как те по-прежнему были в кармане нижней юбки. Энни не была уверена, что, признайся она в этом мужу, он тут же, не церемонясь, задрал бы ей юбки и выхватил бумаги.

Энни выложила документы на стол перед Джоном. Тот как раз в этот момент сделал последний глоток кофе и вытер губы рукавом.