Мари Кордоньер - Опасная леди

– Как должно быть приятно твоему брату, что путем женитьбы ему так быстро удалось избавиться от этих долгов…

– Ты сердишься на него и вполне права, – кивнул Феннимор. – Он дурак, потому что не видит, что за жена ему досталась.

– Тогда он действительно слепой, – саркастически заметила Леонора. – Трудно меня не заметить, в конце концов, я достаточно толста.

Феннимор проигнорировал негативный оттенок этого высказывания.

– Он слеп! Иначе он бы давно уже заметил многое, что можно увидеть в тебе, только внимательно присмотревшись, – серьезно констатировал он.

– А что конкретно?

– Твое мужество, твой смех, который слишком редко появляется у тебя в глазах, твою теплоту, твою энергию. Твою манеру раскачиваться на цыпочках, прежде чем приняться за какую-то особенно неприятную работу. Тысячу разных оттенков твоих глаз. Знаешь ли ты, что твои губы всегда выдают тебя, когда ты сердишься? Я хотел бы однажды увидеть тебя с распущенными волосами…

Леонора ошеломленно хватала ртом воздух.

– Ты уверен, что с твоей головой все в порядке, Феннимор Кройд?

– Абсолютно! Ты имеешь в виду, что я не пугаюсь, как Гер, твоих ужасающих платьев? И утверждаю, что твоя внешность в меньшей степени, чем твоя прическа и твои совершенно неподходящие для тебя старушечьи платья, настоящий конец света? Мне бы очень хотелось нарисовать твой портрет с распущенными локонами…

– Господи ты Боже мой. – Леонора не знала, смеяться ей или возмущаться. – Прекрати насмехаться надо мной! Если ты ищешь привлекательную модель, почему бы тебе не нарисовать свою красавицу мать. Среди твоих набросков нет ни одного ее портрета!

– Возможность обожать леди Аманду я предоставляю моему сводному брату. – Феннимор пожал плечами. – Может быть, однажды, в обозримом будущем, он поймет, что позади ее ослепительного «фасада» скрывается любовь лишь к одной совершенной особе – к себе самой. Она холодна, как морская пена во время декабрьского шторма!

– Феннимор, она же твоя мать!

Леонора, которая в течение всей своей жизни страдала от безнадежной тоски по матери, была крайне смущена откровенным недоброжелательством, сквозившим в словах молодого человека.

– Если бы она когда-либо вела себя как таковая, я был бы более готов относиться к ней с подобающим уважением и симпатией, – возразил он слишком спокойно, что контрастировало с выражением лица обиженного семнадцатилетнего юноши. – Но давай покончим с этой неприятной темой. Только теряем время. Итак, можно мне тебя нарисовать? Ты распустишь свои прекрасные волосы?

– Либо ты нарисуешь меня такой, какая я есть, либо оставь эту затею, – отвечала Леонора более нелюбезно, чем она, собственно, хотела.

Она спрашивала себя, как ей расценить его слова, и была благодарна, что он промолчал и быстро взялся за работу. Только легкий скрип угольного карандаша по бумаге нарушал сонную тишину августовского дня, клонившегося к вечеру. Было душно, даже щебета птиц не было слышно. В воздухе ощущалось приближение грозы, и Леонора расстегнула жесткий воротник как всегда черного закрытого платья.

Погруженная в свои мысли, она смотрела через каменную балюстраду на зеленые, куполообразные кроны старых дубов, под которыми расстилался парк имения Уинтэш. За ним начинались уже убранные поля, большая часть которых образовывала узоры из коричневых, окруженных кустарником, неправильной формы прямоугольников и квадратов. Дальше виднелась вересковая пустошь, простиравшаяся до расплывчатой серебристо-голубой линии горизонта. Где-то там за горизонтом были крутые скалы, пляж и море.

Ее, привыкшую к лондонской тесноте, к ущельям домов, шуму и многолюдью, пугала и одновременно восхищала открывавшаяся перед ее глазами бесконечная даль.

Уинтэш был как остров, горделиво возвышавшийся над этой безлюдной картиной. С господским домом, хозяйственными постройками, конюшнями, складскими помещениями и слегка запущенным парком, он образовывал свой собственный мир, единое целое, куда она вторглась по приказанию отца.

– Один пенни за твои мысли, – сказал Фенн, чем вызвал у нее слабую улыбку.

– Прозаичные, как и подобает купеческой дочери, – деловито ответила Леонора. – Я все время спрашиваю себя, как человеку могла прийти в голову идея построить замок в такой глуши!

– Ты забываешь о деревне Уинтэш, о рыбацких поселках, арендуемых хуторах и поселке Святой Агнессы, который находится не более чем в часе езды отсюда в экипаже.

– Рукой подать!

– У тебя острый язычок, уважаемая невестка. – Молодой виконт опустил угольный карандаш. – Но если ты хочешь знать больше, я с изрядной долей уверенности могу предположить, что первый лорд Уинтэш – вопреки приукрашенной семейной легенде – был не кем иным, как просто воином. Он пришел на эти земли с Вильгельмом Завоевателем, а последний после битвы при Гастингсе был очень заинтересован в том, чтобы поделить захваченные земли между своими верными вассалами. Корнуолл – это древняя земля, полная преданий, святыня саксов. Король Артур и его рыцари будто бы жили и воевали здесь. Вильгельм доверил эти местности только тем мужчинам, на чью безусловную верность он мог положиться.

– Это было давно…

Феннимор насмешливо улыбнулся.

– Это точно. И с тех пор, как контрабанда уже не дает дохода, мы можем держаться на поверхности только путем выгодных женитьб.

Леонора отреагировала на легковесную шутку улыбкой, в которой чувствовалась насмешка. Ее деверь с удивлением отметил, что у нее было чувство юмора.

– Не хочешь ли ты заставить меня поверить в то, что благородные господа Уинтэш занимались контрабандой?

– И даже очень успешно! В скалах, там вдали, скрыта самая настоящая паутина из ходов и пещер. Башня, на которой мы стоим, была своего рода командным пунктом. Ты видишь ржавый крюк рядом с лестницей? Еще во времена моего деда там висел фонарь, с помощью которого передавали сигналы на корабли, ожидающие прилива. Служащие таможни никогда не могли найти тайный ход, ведущий с побережья в кладовые замка Уинтэш. Этот ход – каприз природы – умелый мастер удлинил на требуемую величину и сделал там подпорки. Если у тебя возникнет желание немного прогуляться в прохладе, то я готов устроить для тебя этот жутковатый аттракцион!

– Ты, наверное, рассказываешь мне небылицы!

– Конечно, нет! – Феннимор продолжал говорить, хотя и возобновил опять свою работу. – Здешние места не способствуют обогащению крестьян, поэтому и аренда, выплачиваемая ими своим господам, не может быть высокой. Если кто-то, как мой дед, содержал дворец в городе и требовательную любовницу, он должен был напрячь свое воображение. Контрабанда французского коньяка, лионских шелковых тканей и красного вина из Бордо была выгодным делом. Когда мой отец в молодые годы принял наследство, Уинтэш был ухоженным имением с очень внушительным состоянием…