Мари Кордоньер - Опасная леди

Юбка ее модного платья из органди, благодаря новехонькому французскому кринолину казавшаяся огромным куполом, еще качалась от ее шагов и занимала почти всю ширину прохода. Леди Аманда изящно расправила шелковый шарф, который прикрывал ее голые плечи над смелым вырезом, и погрозила Герве пальцем с притворным негодованием, в то время как ее губы искривила злобная усмешка.

– Какая слепая страсть, дорогой. Но ты все-таки должен думать и о наших слугах, когда развлекаешься со своей женушкой. В Уинтэше достаточно комнат, дверь которых по такому случаю можно запереть за собой.

Отрезвев, Леонора повернулась на каблучках и убежала. Последующие слова леди Аманды, как и ответ Герве, она почти не разобрала, но даже от ее интонации у Леоноры заболели уши. Она остановилась, только когда оказалась в четырех стенах своей комнаты и почувствовала себя в безопасности.

Подавленная, усталая и голодная опустилась она в ближайшее кресло. Если бы она была на Кенсингтон-Сквер, то первое, что бы сделала, так это позвонила бы горничной и приказала ей принести чашку крепкого чая и несколько кусков фруктового пирога. Но несчастная не могла позволить себе даже этого утешения. Кто мог ей гарантировать, что чай не будет отравлен?

Впоследствии Леонора вспоминала недели этого сентября как нереальное и вместе с тем в высшей степени ужасное время. Ничего не происходило, но как раз в этом «ничего» заключались все страхи мира. Она не отваживалась ни нормально есть, ни спокойно спать. Постоянно преследуемая воображаемыми страхами, она дошла до полного нервного истощения.

Лишь в обществе Феннимора ей иногда удавалось забыть обо всем. Он не жалел на нее бумаги из блокнота для эскизов, а она принялась за повышение уровня его общего образования, который, по ее мнению, был довольно скромным. По-видимому, никто не взял на себя труд проконтролировать то, каковы были истинные результаты обучения молодого виконта быстро сменяющимися домашними учителями. Он был очень сообразителен, но ему было скучно все, что не касалось живописи или искусства вообще.

Необходимость сконцентрироваться на учебных предметах и пробудить у Феннимора интерес к вещам, которые он считал излишними, отвлекала Леонору как от ее переживаний, так и от постоянного чувства голода. А иногда она осмеливалась задать тот или иной вопрос, к которому у нее лежала душа.

– Почему ты, собственно, не учился в Итоне или одной из других школ для знатных молодых господ? – спросила она, когда они однажды в плохую погоду сидели в зимнем саду, где она проверяла список заказов на растения, составленный новым садовником.

Феннимор ухмыльнулся и поднял рисовальный карандаш, чтобы определить пропорции ее профиля.

– Это было одним из основных поводов для споров между моим отцом и дорогой мамой. То, что она препятствовала моему полноценному образованию, видимо, было своего рода местью. Отец настаивал на этом, а для нее всегда было особым удовольствием расстраивать его планы. Ее никогда особенно не интересовало, каковы были мои желания и что я думал по этому поводу. Главное было рассердить отца.

– Но почему же?

– Они ненавидели друг друга, – пояснил юный виконт Февершем спокойно. – Мои родители не могли находиться в одной комнате вместе и не ссориться. Какая тайна скрывается за моим появлением на свет неизвестно. Можно предположить, что он принудил ее после того, как Герве уехал. Это послужило своеобразным возмездием за то, что она не хотела воспитывать его наследника…

– Ч-чепуха! – запротестовала Леонора.

– Это правда! – настаивал Феннимор. – Я никогда не мог понять, почему они поженились. Десятый граф ни разу не брал свою жену с собой в Лондон. Она жила здесь как бы в недобровольном изгнании, мечтая о том, чтобы быстрее наступил день, когда он умрет и она будет наконец свободна. Но то, что эта свобода должна быть ограничена нашим растраченным состоянием, было для нее тяжким ударом. Она ожидала для себя очень многого от богатой женитьбы Герве.

Леонора просто никак не могла привыкнуть к тону, в котором молодой виконт говорил о своей матери. Леди Аманда и образ, созданный в его рассказах, различались для Леоноры как день и ночь.

– Ты несправедлив к своей матери, – упрекнула она его. – Ее можно пожалеть. Вряд ли существует что-либо худшее, чем брак, главными чертами которого являются ненависть и презрение. В этом ты мне можешь поверить…

– Но Герве не ненавидит тебя.

Этой фразой Фенн еще раз доказал, что за его легкой болтовней, несмотря на пробелы в образовании, скрывается умная голова.

Леонора покраснела и плотно сжала губы. После того случая в галерее предков она тщательно избегала оставаться наедине с супругом. Она не доверяла ни ему, ни себе самой.

– Зато он меня презирает! – добавила она сухо. – Для него человечество начинается с многовекового ряда поколений предков, служивших английской короне. Эпуорты, как это ни печально, служили только самим себе, а о происхождении моей бедной матери мне ничего не известно.

– Ты несправедлива к Герве, – указал он ей на ошибку ее же словами. – Ему было пять лет, когда его мать умерла от оспы. Позже, по настоянию леди Аманды, отец отослал его в Уилтшир, где жила семья леди Анны. Там он оставался до пятнадцати лет. Вейлсы любили его безмерно и сильно избаловали. Они внушили Герве уверенность в том, что он пуп земли, одаренный отпрыск древнейшего и знатнейшего рода. Он считал себя каким-то рыцарем в сверкающих доспехах, стремящимся защищать существующее в мире добро. Возвратившись домой, он, ничего не подозревая, был втянут в конфликт между графом и его второй женой. Герве счел своим долгом защитить прекрасную леди, хотя и он никогда не узнал, почему эти двое до такой степени презирали друг друга. Отец решил проблему, через некоторое время поставив Герве перед выбором: поступить в университет или на военную службу. Лишь в последние годы он стал вновь регулярно приезжать в Уинтэш.

В живом воображении Леоноры возникла картина восторженного, юного Герве, который, вероятно, со всей нерастраченной порывистостью пятнадцатилетнего влюбился в свою несчастливую мачеху, которая была лишь ненамного старше его.

Но как можно связать этот романтический образ с Герве в возрасте тридцати одного года, который хотел бы убить свою жену, чтобы завладеть ее состоянием? Что же должно было произойти за прошедшие шестнадцать лет, чтобы воспитанный гордым и благородным рыцарь превратился в надменного и лишенного совести человека?

– Думаю, что Герве каким-то образом, конечно, узнал о причинах, – закончила она дискуссию и вновь взялась за бумаги.

Но до Леоноры не доходил смысл слов, которые были перед ее глазами, так как она тайком раздумывала над услышанным. Феннимор был искренне расположен к брату; что бы он сказал, если бы узнал, при помощи каких смертоносных планов граф намеревался спасти фамильное состояние для леди Аманды?