Тамара Лей - Проклятие любви

Однако Вильгельм наотрез отказался отдать Этчевери. Оно должно остаться у Пендери, и ничто не могло переубедить короля. Он объявил, что замок расположен на ключевом месте, поэтому его нельзя отдавать в ненадежные руки.

Раздумывая о последствиях отказа, Максен вернулся к Эдвину.

— Король Вильгельм согласен отдать тебе сына и Элан в жены и подарить тебе замок, где бы ты мог разместить своих людей.

— Но?

Пендери взглянул во всепонимающие глаза сакса:

— Но не Этчевери.

Брови Харволфсона поползли вверх:

— Разве это справедливо? Можете передать своему королю-ублюдку, что вопрос об Этчевери не подлежит обсуждению.

— А что подлежит?

Помедлив с ответом, Эдвин заявил:

— Хотя мне и не хочется, чтобы моего сына называли незаконнорожденным, но я могу отказаться от женитьбы на вашей сестре.

— Я сожалею, — сказал Максен, — что король не согласился отдать тебе Этчевери.

— А я сожалею, что мы опять пришли к тому, с чего начали, когда приехала Райна с моим сыном, — заявил Харволфсон, давая понять, что разговор окончен, и, рванув поводья, он повернул коня.

Зная, что идет на риск, Пендери схватил руку сакса. В то же мгновение раздался лязг оружия — люди Эдвина были готовы к самому неожиданному повороту событий. Норманны ответили тем же.

— Погоди, парень, — в голосе Максена звучала мольба. — Оставь свою гордость и поразмышляй о сыне, которого воспитают монахини: ни матери, ни отца — ублюдок. Подумай о жизнях людей, которые погибнут ради того, что недостижимо. Ты сможешь жить с этим, точнее, умереть с этим.

Эдвин напряженно и неотрывно смотрел в глаза говорившего, дрожа от гнева и мучивших его сомнений.

— Ваша беда, Пендери, в том, что вы любите, и это делает вас еще большим глупцом, чем я.

«Он любит! Боже, да он лгал себе, — думал Максен, отказываясь признать очевидное. — Эдвин говорит правду — он любит Райну».

— Нет, не глупец, — возразил рыцарь. — Я благословлен. Но ты ведь не знаешь, что это такое.

Харволфсон высвободил руку:

— Какой замок предлагает ваш король-ублюдок?

Пендери уже свыкся было с мыслью, что путь к миру отрезан, но вот опять блеснула надежда:

— Замок Блэкстер и все прилегающие земли.

Господи, за один день сэр Гай лишается и жены, и замка, а он — друга и сподвижника!

— Да его и сравнить нельзя с Этчевери!

— Там больше места для тех, кто пойдет за тобой. Работы на строительстве почти завершили. Воды там достаточно, а при хозяйской заботе о земле — она даст отличный урожай.

— И я буду под вашим неусыпным надзором? Разве нет?

— Владения граничат, — согласился норманн. — Ясно, что каждый будет знать о происходящем у соседа, но ты не будешь подчиняться мне, ты будешь вассалом короля.

— Однако если я переступлю грань дозволенного, ты быстро поставишь меня на место, так?

Чувствуя, что Харволфсон принимает условия, Максен не ответил колкостью на колкость. Не до этого. Положение, в которое он попал, было весьма щекотливым.

— Ты принимаешь мое предложение, Эдвин Харволфсон?

Сакс стиснул зубы и медлил с ответом, но наконец кивнул:

— Можете сказать королю, что я согласен на мир.

У Максена будто гора с плеч свалилась, но полной легкости не было.

— А Элан? — спросил он, в душе надеясь, что Гаю хоть что-нибудь достанется.

Эдвин улыбнулся:

— Я отказался от Этчевери, но больше не собираюсь ни от чего отказываться.

Понятно. Еще утром Пендери не смел и надеяться на такой исход, но все равно на сердце оставался холодный камень. «Гай будет жить, — утешал себя рыцарь, — а если бы произошло сражение, кто знает, уцелел бы он или нет».

— Итак, сделка заключена.

Харволфсон усмехнулся.

— До тех пор, пока король будет выполнять условия, — пробормотал сакс, глядя на всадника в сверкающих доспехах под развернутым знаменем.

Эдвин повернул коня и поехал к своему войску.

«Прощен», — вздохнул с облегчением Максен. Теперь ничто не мешает ему и Райне.

Пендери ехал к стану Вильгельма, и на душе у него было светло. Прекратилась вражда души и тела, не мучили угрызения совести, не терзали воспоминания. Остановившись на вершине холма, он оглядел поле, что могло бы стать кровавым морем, если бы не безумный риск, на который пошла Райна.

Противники еще занимали боевые позиции, но почти все воины положили на землю оружие и сняли тяжелые доспехи. Все закончилось, едва успев начаться. Но в стране осталось еще много недовольных. Завтра или послезавтра может вспыхнуть новое восстание, хотя и не столь опасное, поскольку такую армию, как у Эдвина, никому не удастся собрать. Угроза, короче, пока устранена или, скорее всего, исчезла совсем. Англия принадлежала Вильгельму.

Максен приказал себе не думать о грустном и повернул коня к шатрам, но тут пришлось резко натянуть поводья. Футах в десяти от входа в шатер стояла Райна. Высоко подняв голову и опустив руки по швам, она готовилась к тяжелому испытанию: на нее должен был обрушиться гнев Пендери.

Он сожалел, что гнев покинул его в тот час, когда надо бы положить непокорную на колено и хорошенько отшлепать. Ему же сейчас хотелось обнять ее и прижать к груди.

— Подойди, — он сделал ей знак рукой.

Девушка растерянно посмотрела на него, но вскоре к ней вернулось саксонское упрямство:

— Я поступила правильно.

— Так кто к кому подойдет: ты — ко мне, или я — к тебе?

Она удивилась, что Пендери так легко сдался, но все же недоверчиво прищурилась. Помедлив, Райна подобрала юбки и подошла к нему:

— Ты не сердишься?

Наклонившись, рыцарь ласково провел по ее щеке:

— Может, завтра, но не сегодня.

Улыбка осветила лицо саксонки:

— А завтра что будет?

Любя Райну всем сердцем, всей душой — каждую искорку в ее глазах, каждую морщинку, — он не смог удержаться от улыбки:

— Думаю, мне и так есть куда изливать свой гнев.

— Да, конечно, есть, — глаза ее сияли.

— Ты поедешь со мной, Райна?

Она протянула ему руки.

Упираясь коленями в бока лошади, Максен легко поднял девушку и усадил перед собой.

— Давай отыщем подходящее местечко.

— У нас же есть свой шатер.

Он покачал головой.

— Нет, нужен уголок, где никто не помешает.

Такое место было непросто найти, но Максену и Райне повезло. Они молча обнялись и безрассудно отдались телесному празднику. И только утолив голод плоти, возобновили разговор.

— Ты читаешь мою душу, точно книгу, саксонская колдунья, — бормотал он, зарывшись лицом в ее волосы.

Его дыхание нежно ласкало ей кожу и было приятно. Девушка прижалась еще ближе к нему.

— Я хочу признаться…

Признание. Райна вздрогнула. Она запуталась в дебрях лжи, из которой как-то нужно выбираться. Но так не хотелось нарушать близость, возникшую между ними. И все-таки сказать правду нужно.