Вирджиния Линн - Непокорная пленница

Она отвернулась и подошла к окну своего кабинета.

На улице начинался дождь, капли стекали по стеклу, как слезы, и Морган сердито подумал, что становится таким же замкнутым, как дочь, — Ладно. — В комнате, где было слышно только тиканье часов и шипение углей в камине, голос прозвучал излишне резко. — Пойду в контору, узнаю последние новости. Пойдем со мной. У тебя может появиться идея для новой книги. — Она помотала головой. Морган настаивал:

— Все равно в такой день нечего делать, а тебе полезно выйти.

— Я люблю тишину, — сказала Уитни не оборачиваясь, но Морган устроил-таки шум: фыркнул и хлопнул дверью. Она почти улыбнулась. Она действительно любила тишину. В тишине больше смысла, чем в шумном мире, окружавшем ее.

Она смотрела на дождь, на мокрую улицу, экипажи и пешеходов, бегущих под навес, и ей трудно было представить Аризону с ее горячим, всепроникающим солнцем, где на сотни километров не было ничего, кроме кружащих в небе ястребов.

Но если закрыть глаза и ни о чем не думать, то можно почувствовать ту жару и сладкий запах лунных цветов в ночи и услышать тягучий голос Каттера…

— Спишь наяву, тигренок? А я думал, ты меня ждешь.

Уитни застыла, не смея оглянуться. Ей показалось, что она сошла с ума, что начались галлюцинации. Потом она услышала легкое шарканье, испуганный вскрик, топот шагов и медленно оглянулась.

Каттер стоял в дверях и казался похожим на иллюстрацию из каталога манхэттенского магазина, пока она не разглядела у него на боку специфическую выпуклость пистолета под длинным синим плащом. На нем была белая рубашка с высоким воротом, узкие черные брюки и красный жилет, он был аккуратно подстрижен.

Из-за его спины ее секретарь Огастин Фрай тянул свою индюшачью шею и с сопением пугливо таращил глаза. Каттер кинул на него нетерпеливый косой взгляд и снова посмотрел на Уитни:

— Если этот человек работает на тебя, уволь его. Он не издал ни одного интеллигентного звука с момента моего появления.

— Из-за пистолета, — спокойно сказала Уитни, гадая, не во сне ли это происходит. — В Нью-Йорке мужчины не носят на боку пистолет.

— В самом деле? Опасно. — Каттер снова посмотрел на человечка возле своего локтя и покачал головой.

Знакомой небрежной походкой он прошел через комнату к Уитни, и в зеленых глазах горел тот же дерзкий свет, и та же насмешливая полуулыбка кривила губы. Она неожиданно — и необъяснимо — рассвирепела. Видимо, он разглядел вспышку гнева в ее глазах, потому что вместо сладкого объятия она обнаружила, что ее руки скручены за спиной.

— Как ты посмел заставить меня считать тебя мертвым столько месяцев?! — выпалила она, вырываясь из тисков.

— Только не перебрасывай меня через плечо, — предупредил он. — Забудь эти штучки. Успокойся, и я все объясню.

— Объяснишь! — Слезы заливали ей лицо — слезы злости, слезы радости, слезы неизвестно отчего. — Прошло шесть месяцев! Шесть месяцев с тех пор, как тебя якобы убили, и ты только теперь обо мне вспомнил? — Она топнула, но не попала по ноге. — Я прошла через ад, а ты вплываешь в комнату как ни в чем не бывало, как будто мы расстались вчера… Каттер!

Каттер оторвал ее от пола, повалил на тонкий обюссонский ковер и придавил своим телом:

— Лежи тихо, тигренок.

— Каттер! Немедленно отпусти меня! Каттер! Что ты делаешь?

— Каттер? — взвизгнул Огастин Фрай и подпрыгнул, как вспугнутая жаба. — Вы сказали — Каттер? Это тот предатель? Тот… убийца?

— Пошел вон, — спокойно приказал Каттер, взглянув на секретаря. — И закрой за собой дверь.

Фрай сжался, но ушел только после того, как услышал сдавленный голос Уитни:

— Ступайте, Фрай. И закройте за собой дверь.

Гнев отступил, Уитни посмотрела в лицо Каттеру:

— Он испугался, что я тебя покалечу.

Он засмеялся, зажал в руке кисти ее рук и закинул над головой.

— Я тоже. Ты самая свирепая тигрица, какую я знаю. — Он наклонился и поцеловал ее, задержав губы, дразня, и соблазняя, и обещая, и Уитни застонала.

— Ты же знаешь, как я всегда хочу тебя, — сказала она между поцелуями; голова кружилась, сердце переполняла радость, что он жив, что он с ней.

— Поговорим об этом позже… Что еще там?! — Каттер повернул голову на звук открывшейся двери.

В дверях стоял Морган Брэдфорд, его первая вспышка тревоги быстро улеглась.

— А, это ты. Фрай ничего не мог толком сказать. Как всегда. — Морган оглядел дочь, лежавшую под длинной худой фигурой Каттера, и поднял брови. — Полагаю, объяснения я получу позже.

— Гораздо позже, папа, — сказала Уитни.

Брэдфорд усмехнулся и вышел.

В элегантном кабинете, выходившем окнами в парк, лежа на полу, Уитни улыбалась в горячие губы Каттера, закрыв глаза и запрокинув голову, а он снимал с нее одежду слой за слоем. Ей было жарко, но не от огня камина, а от любви и желания.

Кровь медленно и восторженно растекалась по венам, Уитни испытывала томление и лихорадочный жар, тело поднималось навстречу телу Каттера. Его руки мучили ее истомой, а губы задержались на губах, когда его тело увлекло обоих сокрушительным напором.

Уитни гладила его от плеч до узких бедер, отвечала на его тяжелый ритм с такой неистовой страстью, что у Каттера захватывало дух. Ее ноги сплелись над ним и прижали к себе, словно решили никогда не отпускать; у нее мелькнула смутная мысль — и не отпущу. Кто знает; когда ему придет в голову снова исчезнуть?

Крепко держа его руками, прижавшись так близко, как только может женщина прижаться к мужчине, Уитни шептала ему на ухо:

— Я люблю тебя, я люблю тебя…

И услышала в ответ слова, которые, как думала, никогда не услышит. Каттер грубовато пробормотал:

— По-моему, я люблю тебя с того момента, когда ты потребовала, чтобы я еще раз тебя поцеловал, тигренок. — И он поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, так что в ушах зашумел океанский прибой. Он повторил:

— Я всегда тебя любил.

Было темно, дождь продолжал стучать по карнизу, но на этот раз они лежали в ее постели; покрывало сбилось, камин освещал комнату неярким светом. Пресыщенная и удовлетворенная, Уитни свернулась клубочком под рукой Каттера и бездумно поглаживала его.

— Итак, ты рассказывал, как Дэниел еще раз получил для тебя прощение от губернатора Фремонта.

Каттер замычал и приоткрыл сонные глаза.

— О да, когда Уэст тебя увез, Дэниел ринулся в Прескотт, но сначала дал телеграмму твоему отцу, поскольку ему дольше добираться, а потом погнал лошадей в Прескотт. Он вытащил Фремонта из постели, тот брюзжал и, насколько я понимаю, не хотел ничего подписывать, пока не услышал от Дэниела всю историю. Потом он все проверял и перепроверял — а ты знаешь, сколько времени занимает.

— Что ты делал в то время, когда Уэст меня допрашивал? — От воспоминаний о своей беспомощности Уитни передернулась. Она до сих пор иногда просыпалась по ночам от ужаса.