Линда Ли - Белый лебедь

— Обещаю, если действительно произошла какая-то ошибка и деньги перешли из рук в руки, я прослежу, чтобы отец вернул вам все до пенни.

Его гибкое тело пантеры неподвижно застыло. Он поднял голову и впился в нее холодным оценивающим взглядом, словно пытался проникнуть в ее мысли. Ему всегда слишком хорошо удавалось читать ее мысли, как будто он заглядывал ей прямо в душу. Она с трудом подавила желание закрыть глаза.

— Деньги меня не волнуют.

— Ну и хорошо. Значит, не будет никаких проблем. А сейчас мы очень устали. Все за мной. — Чем скорее она избавится от него, тем лучше. Трепет и эмоции, заглядывание в душу? Видит Бог, для этого ей нужно снова стать восьмилетней девочкой, доверчивой и романтичной, верящей в рыцарей в сверкающих доспехах.

Но мир вовсе не романтичен. И разумеется, не существует никаких рыцарей ни в каких доспехах.

Путешественники направились к лестнице.

— Софи, — произнес он, и слово прозвучало как спокойная команда.

Она обернулась, остановившись у подножия лестницы. Его мрачное лицо, казалось, помрачнело еще больше.

— Да? — оглянулась она.

— Вы не можете оставаться здесь. — Слова его раскатились по холлу, и сердце у нее екнуло, Идти им было некуда, и денег заплатить за жилье у нее нет.

— Почему же?

Этот вопрос застал его врасплох. Некоторое время он смотрел на нее, этот смелый, властный человек, и в его красивом лице проявилось что-то жесткое и отрешенное. Казалось, он ведет бой с самим собой.

— Ну, скажем так — неприлично незамужней женщине спать в доме холостяка, — спокойно ответил он.

Медленная улыбка растянула губы Софи, ее равновесие наконец-то полностью восстановилось. Она вернулась, вызывающе пробежала кончиками пальцев по его рукаву, не обращая внимания на то, как вспыхнули его глаза.

— Значит, это правда. Вы действительно превратились в ходячую викторианскую добродетель.

На мгновение на лице его отразилось удивление, а потом он нахмурился. В воздухе потрескивало напряжение, и поскольку Софи стояла совсем рядом с ним, она чувствовала глубокий запах сандалового дерева.

— Увы, — продолжала она, отступая с такой быстротой, с какой только можно было, чтобы он не подумал, что она спасается бегством, — я не очень беспокоюсь о своей репутации. Но если вы беспокоитесь о своей, то отель «Вандом» не слишком далеко отсюда. Не сомневаюсь, что вам предоставят там вполне подходящую комнату.

Грейсон стукнул медным молотком в массивную входную дверь роскошного особняка, выстроенного из известняка и мрамора. Улица была пустынна, и газовые фонари составляли его единственное общество. Было поздно, слишком поздно для визита. Но Грейсон не собирался ждать до утра, чтобы встретиться с Конрадом Уэнтуортом.

В нетерпении он опять стукнул молотком и принялся ходить взад — вперед по террасе из серых плит, пока не услышал внутри чьи-то шаги. Наконец дверь со скрипом приоткрылась.

Реймонд, старый дворецкий Уэнтуорта, выглянул в щель.

Лицо у него было помятое от сна, брюки и жилет надеты второпях, он поднял вверх свечу в подсвечнике, и она бросала слабый круг света на крыльцо.

— Мистер Хоторн, — удивленно проговорил дворецкий.

— Мне нужно видеть вашего хозяина.

Реймонд запнулся, отступил, дверь открылась шире.

— Но мистер Уэнтуорт лег спать.

— Тогда скажите ему, чтобы он проснулся. — Дворецкий явно не знал, что делать в такой ситуации, но когда Грейсон вошел в дом, он не посмел остановить его.

Стуча каблуками по мраморным плитам, Грейсон прошел мимо двух инкрустированных драгоценными камнями львов, которые украшали огромный холл. В отличие от большинства бостонцев Конрад Уэнтуорт не желал скрывать свое богатство.

Богатство? Если бы Конрад покупал поменьше драгоценностей для украшения дома и своей жены, они не оказались бы в таком положении.

Грейсон был очень рад, что узнал о желании Конрада продать «Белый лебедь» прежде, чем он перешел к кому-то еще. Хотя из-за этого теперь они попали в двусмысленное положение.

— Но, сэр…

— Позовите его, Реймонд.

От принятия решения дворецкого избавил луч света, появившийся наверху лестницы.

— Что там происходит?

Грейсон обернулся и увидел, как Конрад Уэнтуорт натягивает халат поверх ночной рубашки.

— Господи, Грейсон! Что происходит?

— Я хочу знать, какого черта вы подписали документ, имеющий юридическую силу, продав собственность вашей дочери без ее согласия?

Конрад на мгновение замер, но потом решительно спустился вниз. Его ноги, обутые в шлепанцы, зашаркали по плитам холла, а когда он заговорил, в его голосе не слышалось даже намека на волнение. Он пригладил взъерошенные со сна волосы.

— Я подписал его потому, что имею на это полное право. — Грейсон пронзил его взглядом.

— Вы сказали мне, что она дала свое согласие. — Он смирил свое негодование, помня, что говорит с пожилым человеком, — А если вы не сказали ей о доме, я могу предположить, что вы не сказали ей и о помолвке.

Конрад смущенно переступил с ноги на ногу, затем взмахом руки отпустил дворецкого и направился через холл в свой кабинет. Там было темно, но хозяин зажег газовые лампы, и их свет заиграл на отделанном красным деревом интерьере. Он кивнул Грейсону на одно из двух кресел с подголовниками, стоящих перед камином. Но Грейсон был не расположен сидеть.

Конрад бросил на него быстрый нервный взгляд.

— Нет, я не говорил ей о помолвке. Но относительно моей власти вы ошибаетесь. Я отец Софи, и у меня есть полное право руководить ее жизнью.

— Да, когда она была ребенком, но не теперь, когда она взрослая.

— Софи не просто взрослая. Она стала знаменитостью, которой не прочь воспользоваться самые разные люди. Я контролировал траст, который был учрежден для нее после смерти ее матери, он включает и «Белого лебедя», что дает мне право принимать решения, когда речь идет о ее делах.

— Почему вы до сих пор ничего не сообщили ей об этом трасте?

Конрад скривился.

— Я думал о других вещах.

— Ясно. — Грейсон не мог больше сдерживаться. — Ведь это ваша дочь!

Но Софи не единственная моя дочь!

— Ах да. Ваша новая семья. Как я мог забыть!

Конрад покраснел и заявил, желая оправдаться:

— Я дал Софи шанс осуществить ее мечту стать музыкантом. Она в этом преуспела. Доказательство тому — эта статья в журнале. Но теперь ей пришло время вернуться домой и попытаться создать себе нормальную жизнь. Ведь она женщина. Не будет же она вечно играть на виолончели! Больше того, она не может разъезжать по свету с кучкой прихлебателей, о которых говорится в статье. И я собирался рассказать ей обо всем, что я для нее сделал, как только она приедет.

— Приедет, — нетерпеливо подхватил Грейсон. — Софи уже здесь.