Линда Миллер - Огонь луны

— Едва ли, — ответила Тэнси. — Моряки не по мне: слишком часто в плавании. Мне нужен парень, к которому я могу прижаться ночью.

Мэгги улыбнулась и обхватила себя за плечи, чувствуя прохладу и уют своего часто стиранного белья. Совсем скоро Филип будет прижиматься к ней ночью. И она узнает, чем оборачивается такая страсть, как ее, на супружеском ложе.

— Думаешь, это приятно, ну, то, чем занимаются мужчины с женщиной в постели?

Тэнси как-то непристойно хихикнула и прошептала:

— Господи, я знаю, как это здорово, происходит ли это ночью или средь бела дня!

Мэгги густо покраснела. Из иллюминаторов, расположенных в дальнем конце каюты, дул освежающий ветерок, который приятно обдувал ее руки и ноги. Тугая грудь Мэгги, казалось, набухла в ответ ветерку.

— Ты просто хвастаешь, Тэнси Куин! Ты об этом и понятия не имеешь!

— Да нет же, — настаивала Тэнси низким голосом, с блеском в глазах. — В Правительственном доме в Мельбурне есть один шафер, который может заставить меня выть, как лучшую гончую его светлости!

Мэгги была откровенно потрясена, на что Тэнси и рассчитывала, но ее еще и распирало любопытство. Мэгги смутно помнила, как еще маленькой девочкой лежала в своем углу циркового фургона и слышала странные приглушенные стоны по ночам. Она решила, что мать с отцом объелись сладких яблок, и у них сделалось несварение желудка, но теперь она засомневалась.

— Давай, давай, как же! — фыркнула она, покраснев.

Тэнси была довольна.

— Так, значит, Филип Прекрасный еще не занимался с тобой этим. Это кое-что, если вспомнить, как этот мерзавец дурачил тебя до сих пор.

— Ну вот, опять! — крикнула Мэгги, сложив руки на груди и вздернув подбородок. — Ты просто ревнуешь, Тэнси Куин, потому что в Сиднее тебя никто не ждет!

— Не очень-то рассчитывайте на это, мисс, — веско парировала Тэнси. — Я подцепила там несколько парней, в Правительственном доме. — Она фыркнула. — И еще я не говорю в нос, как кое-кто из американцев.

Мэгги была уязвлена, чего как раз и добивалась Тэнси. Она повернулась на бок, лицом к стене, и не обращала внимания на подругу, пока та не ушла. Когда Тэнси и все остальные женщины ушли ужинать — гордость Мэгги заставила ее воздержаться от такой роскоши, — она слезла с койки и принялась вышагивать взад-вперед по каюте. Как бы она ни старалась отрицать, но ее беспокоила мысль о том, что Филип побудил ее отправиться в Австралию в качестве эмигрантки, а не своей жены. Значит, если что-то случится, если он не женится на ней, ей придется отработать три года, а так как она никогда раньше не делала ничего, кроме выступлений во второсортном лондонском театре, то выбор у нее был крайне мал. Она закончит тем, что будет скрести полы и мыть ночные горшки, это как пить дать.

Слегка дрожащими руками Мэгги достала из-под койки свою дорожную сумку и вытащила из нее свои документы, лежавшие под другим платьем, еще более теплым и темным, чем то, что она сбросила незадолго. Среди них были ее свидетельство о рождении и об американском гражданстве. Оно понадобится ей, если она когда-либо решит вернуться в Штаты, но такое вряд ли вероятно, учитывая большое расстояние. Вместе с сертификатом лежало объявление, которое Филип вырезал из лондонской «Тайме» и преподнес ей широким жестом. Сидя сейчас в одиночестве на койке, сложив ноги по-индейски, Мэгги читала стершиеся буквы, хотя и знала их наизусть.

СВОБОДНАЯ ЭМИГРАЦИЯ!

Австралии нужны молодые женщины и мужчины

старше восемнадцати лет!

— Просто тебе имеет смысл поехать таким образом, — восторгался Филип. — Ты платишь фунт за свою поклажу — одеяла, простыни, мыло и все такое. И тебе не придется заполнять эмиграционные документы, подписанные врачом, священником и театральным менеджером, которые бы доказывали твою добропорядочность и все такое. Не будет никаких проблем, а сэкономленные деньги мы используем на покупку фарфоровых тарелок или нового коврика для гостиной.

Мэгги вздохнула и засунула потрепанное газетное объявление между других бумаг, остановив взгляд на маленькой фотографии родителей, сделанной за несколько месяцев до их гибели. Мама, бесстрашная белокурая воздушная гимнастка, дерзкая и красивая. Папа, красивый укротитель львов, а сам кроткий, как ягненок. Как сильно любили они друг друга и свою дочь!

Подавленная одиночеством, которое обычно нападало на нее по ночам, Мэгги прижала фотографию к сердцу, на глазах у нее выступили слезы. Потом она взяла себя в руки. Филип будет ждать ее в Сиднее, и он сдержит свое обещание. Просто она должна верить и держать высоко голову. Шмыгнув носом, Мэгги вынула потрепанный экземпляр «Укрощения строптивой» и стала учить свою роль. Это было вовсе не нужно, потому что она давно уже выучила не только роль Бьянки, но и большую часть роли Катарины и даже Петруччо, чтобы хоть чем-то заполнить долгие дни пути. Но нельзя быть до конца уверенным, когда дело касалось таких вещей.

Почти час спустя из столовой вернулась Тэнси и принесла Мэгги ее порцию чая, ломтик ветчины и намазанный маслом кусок черного хлеба, аккуратно завернутые в льняную салфетку, явно позаимствованную из ресторана первого класса.

— Это вовсе не значит, что я изменила свое мнение, — сказала Тэнси, тряхнув головой, когда Мэгги принялась энергично жевать. — Я по-прежнему считаю, что Филип Бригз и в подметки не годится милашке Рори из Правительственного дома, но теперь я буду держать это мнение при себе.

Глаза Мэгги сверкнули, когда она взглянула на подругу; она поверит ей, когда коровы научатся летать, но у Тэнси явно были самые мирные намерения. Мэгги быстро проглотила хлеб с ветчиной, а чай растянула подольше.

— Спасибо, — не забыла она сказать, когда у подруги появилось на лице раздраженное выражение.

Тэнси моментально смягчилась.

— Некоторые пассажиры высаживаются на берег, — сообщила она, — наводнение их не волнует. Их отправляют на лодках.

Мэгги вдруг представила себе Филипа, стоящего среди сидящих на мели кроликов и развалин Брисбейна, пытающегося разглядеть ее на одной из лодчонок, спущенных с корабля и гребущих к берегу. В мгновение она соскочила с койки и стала натягивать свое серое шерстяное платье.

— И куда это ты намылилась? — строго спросила Тэнси, уперев руки в боки.

— В Брисбейн, разумеется! — ответила Мэгги, вытаскивая из-под койки свою сумку. Волосы рассыпались по ее плечам неряшливыми прядями, но заколоть их не было времени. Прихватив с собой все имеющиеся пожитки, Мэгги выбежала из женской каюты на палубу.

Действительно, четыре лодки поплыли к берегу. Последние лучи заходящего солнца сверкали на поверхности воды так, что смотреть на нее было почти невозможно.