Линда Миллер - Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти)

— Я хочу, — раздраженно продолжала Шарлотта, после того как нагнулась, подняла с пола темный шелковистый локон и спрятала его в карман, — чтобы ко мне относились с должным уважением, если ты сам этого еще не понял. А кроме того, я хочу напомнить, что я твоя жена, хоть и «в некотором роде», и ношу под сердцем твоего ребенка.

Взгляд Патрика оставался на по-прежнему плоском животе Шарлотты, а потом капитан повелительно взмахнул рукой, и Якоба бесшумно испарилась из комнаты.

— Ребенок уже шевелится? — спросил Патрик, когда они остались вдвоем.

И тут Шарлотта наконец поняла. Вероятно, Патрик, как и она, опасался за ребенка из-за своей болезни, поэтому и пытался держаться подальше от нее.

— Но ведь для этого еще слишком рано, Патрик, — мягко возразила она, теребя в кармане его локон. — Ребенок еще совсем мал.

Он нахмурился и отвернулся, переваривая полученную информацию. Наконец он вновь обратился к ней:

— Я прошу прощения, Шарлотта.

— За что?.. — испугалась она.

— И ты еще спрашиваешь, — смущенно возразил Патрик. — Ведь ради меня ты прошла все круги ада.

— Зато теперь мне кажется, что я попала в рай, — сказала Шарлотта, повернувшись к окну, где море и небо сливались у горизонта.

Патрик вздохнул. Его плечи были покрыты остриженными локонами, и Шарлотте очень хотелось запустить пальцы в их мягкое тепло.

— Ты не принадлежишь к здешнему миру, равно как не принадлежала ни к гарему Халифа, ни к обитателям «Чародейки».

— Прелестно, — отвечала Шарлотта не своим, но зато удивительно спокойным голосом, в то время как внутри у нее все дрожало от растерянности и страха. — И где же мое место, к которому я, по-твоему, принадлежу?

— Здесь довольно часто бросают якоря корабли, — после долгого и напряженного молчания выдавил из себя Патрик, и лишь бившаяся у него на виске жилка выдавала бурю подавленных им чувств. — Наверное, тебе лучше всего будет вернуться домой, в Гавань Куад.

Хотя Шарлотта знала, что стоит на твердом полу, ей показалось, что земля под ней сотрясается. Она в отчаянии заломила руки.

— А как же твой ребенок? — спросила она, надеясь, что ее тон все-таки достаточно холоден. — Ты разве не хочешь взглянуть на своего ребенка, Патрик?

Его словно подбросило в кресле, но он тут же без сил рухнул обратно. Лицо его побледнело, а грудь сотрясалась oт подавленных рыданий.

— Если родится мальчик, — заговорил он, парализуя Шарлотту своим взглядом, — я приеду к вам, когда ему исполнится шестнадцать лет или чуть больше. Он должен будет научиться управлять этой плантацией и водить корабли.

Теперь настала очередь побледнеть Шарлотте. У нее в груди словно взорвался вулкан гнева, а голос скорее напоминал шипение струи пара, вырывающейся из гейзера.

— Скорее ты попадешь прямо в ад, Патрик Треваррен, чем я отдам тебе на растерзание своего сына! И почему это ты, скажи на милость, решил отдать ему предпочтение перед дочерью?

— Черт побери, Шарлотта! — взревел Патрик. — У меня никогда не было задатков няньки, а дочь должна принадлежать своей матери, вот и все!

Шарлотта скрестила руки и приготовилась к битве, Потом, потом она оплачет свою несчастную судьбу — ведь оказалось, что Патрику не нужна она сама, он думает лишь о наследнике. Но сейчас она должна отстоять свое достоинство.

— Значит, мальчику положено быть вместе с отцом? — спросила она.

— Да, и это правильно.

Ну вот что, я не собираюсь растить свое дитя в окружении иллюзорных ценностей, родится ли у меня мальчик или девочка. А если ты опасаешься, что твоему сыну не будет хватать мужского влияния, то можешь быть уверен — мой отец с дядей Девоном умеют воспитывать маленьких мальчиков.

— Я должен воспитывать своего сына, и никто больше, — возразил Патрик, снова вскакивая на ноги, правда на сей раз более осторожно.

— Если эта иллюзия служит тебе поддержкой, — непримиримо сказали Шарлотта, — то можешь цепляться за нее и впредь. — С этим она повернулась и направилась вон из комнаты.

— Шарлотта! — чуть не плача вскричал Патрик. Она не обратила внимания, пока не оказалась у порога. Здесь она все же не выдержала и оглянулась. При виде его страданий сердце у Шарлотты сжалось, как только что сжималось от собственной обиды.

— Что? — дерзко спросила она.

— Не смей уходить, пока я не окончил разговора!

— Я тебе не служанка. Патрик Треваррен, и не дрессированная мышь, — рассмеялась Шарлотта, надеясь, что ее голос звучит достаточно язвительно. — И если я считаю, что ты говоришь заведомую чушь или грубишь мне, ничто не заставит меня выслушать тебя до конца.

Патрик, не в силах более сдерживаться, чертыхнулся и ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— Держи себя в руках, Патрик, — легко и насмешливо уколола Шарлотта, хотя внутри у нее все тряслось от рыданий. — У тебя нет никакого права срывать на мне свое плохое настроение. — Распалив его до бешенства, она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Оставшись один, Патрик разразился проклятиями. Ведь он старался сделать так, как будет лучше не только для Шарлотты, но и для их не родившегося ребенка, а она обошлась с ним как с тупицей. Черт побери, неужели после всего, что произошло, она так и не поняла, как опасно быть любимой женщиной капитана Треваррена?

С того момента, как ее бросили к его ногам, будто мешок с отрубями, она только и делала, что попадала в опасные ситуации, одна хуже другой. Она чуть не умерла от жажды в пустыне, пытаясь удрать из-под опеки Халифа. Она пережила пиратское нападение на «Чародейку». После чего последовало милое приключеньице во дворце, когда вырвавшийся на свободу Ахмед чуть не изнасиловал и не убил се. Но всего этого мало, и судьба делает Шарлотту пассажиркой на обреченном корабле.

Это правда, что сама она не заболела, но ведь еще неизвестно, как чума повлияла на ту трепетную жизнь, что она носит в себе… Слишком часто смерть опережает рождение человеческого существа, а не наоборот, как положено природой. Патрик не в силах представить, что такая судьба может быть уготована именно его сыну или дочери.

Он поднялся и медленно, не понимая, что делает, поплелся на террасу, все еще чувствуя ужасную слабость после болезни. Якоба вернулась с веником и совком и принялась подметать его волосы, болтая как бы про себя о разных пустяках. Она хорошо шала своего господина — сейчас лучше не пытаться обращаться к нему прямо.

Патрик стоял на террасе, опираясь на каменные перила, на том самом месте, откуда накануне наблюдал гибель «Чародейки», которая скрылась под водой, вся объятая пламенем, словно корабль, участвовавший в морском сражении. Он представил свою шхуну, как она лежит на песчаном дне залива и уже начала распадаться, и сердце его снова пронзила боль. С некоторых нор он был убежден, что такая судьба и проклятие постигали все и всех кого он имел неосторожность полюбить.