Лаура Паркер - Шалость

— Проведи со мной ночь. Освободи меня от муки, что терзает меня, и тогда, возможно, я помогу.

Джапонику бросило в жар. Потом в холод. Потом снова в жар.

— Мужчине с такими многочисленными талантами, как у Хинд-Дива, ни к чему покупать услуги женщины, не желающей их предоставлять.

Он насмешливо усмехнулся:

— Как же мало ты знаешь мужчин!

Он взял ее лицо в ладони и слегка прикусил зубами нижнюю губу. Джапоника вскрикнула, губы ее приоткрылись, а ему только это и надо было. Его язык проник в щель между ее губами и начал медленно двигаться внутрь и обратно. На этот раз она почувствовала в поцелуе аромат гвоздики, сладость вина и еще один запах, пряный запах, который она тем не менее не могла связать ни с одной из известных ей пряностей, должно быть, так пахла его кожа — кожа мага и волшебника.

«Пусть себе делает что хочет! — шептала та часть ее сознания, которая до сего момента никак и ничем не заявляла о своем присутствии. — Узнай, каково это — быть желанной!»

Откуда такие мысли? Весь ее двадцатилетний жизненный опыт восставал против подобного предложения. Умом она понимала, что стала жертвой отъявленного соблазнителя. Она понимала, что, поддавшись искушению, обрекает себя на муки раскаяния, но голос рассудка был предательски слаб. В ушах стоял гул, это кровь закипала от желания, стремительно разраставшегося, мощного, как торнадо. Джапоника почувствовала соленую влагу на щеке, и-пугающе сладкая мука охватила ее. Неужели все это мог вызвать один поцелуй? Или тут не обошлось без волшебства?

— Тебе нравится, бахия?

Голос Хинд-Дива доносился откуда-то издалека. На мгновение девушке показалось, что он приятно позабавлен. Но она не успела ни удивиться, ни оскорбиться. Джапоника была твердо убеждена в том, что не способна возбудить мужчину, хотя сама была в огне. Хинд-Див зажег ее лишь одним прикосновением губ. Если он только дразнил ее, сейчас это не имело значения.

Он лег на кровать и увлек ее за собой. Джапоника и не думала сопротивляться. Напротив, она погладила его по щетинистой щеке. Подбородок его был жестким и волевым. Он не был каким-то потусторонним существом: Хинд-Див был мужчиной, настоящим, из плоти и крови. Но ей и не нужен был призрак, не нужен волшебник. Сейчас для нее было важно лишь то, что рядом с ней был тот, кого она хотела.

Джапоника обняла Дива за шею и привлекла к себе. Ближе, еще ближе.

Он принял ее приглашение, осыпал ее поцелуями, и с каждым ударом сердца ощущения становились острее. Она и не думала, что способна так чувствовать. От его одежды, такой восхитительно приятной на ощупь, исходил густой аромат. Он пах как персидский сад: апельсиновым цветом, жасмином, но были запахи и погрубее — мускус и амбра. Запахи, казалось, обретали цвета, его словно окружало разноцветное сияние. Слишком поздно осознала она, что Див снимает покрывало с ее волос.

— Рыжая! — услышала она удивленное восклицание. Пальцы его погружались в ее кудри, рассыпали их по подушке. — Да ты редкостная красавица, бахия.

Не может быть, чтобы он говорил о ней. Она — красавица? Джапоника посмотрела ему в глаза, пытаясь прочесть истинные мысли этого демона. Увы, она не могла сосредоточиться…

— Я… чувствую, словно…

Черты его лица расплывались, но и сквозь туман она заметила, как изменилась его улыбка.

— Ты была мудрее, когда проявляла большую осмотрительность, моя сладкая. Все, что ты чувствуешь, всего лишь влияние зелья, что было в вине.

Джапоника видела, что губы его шевелились, но уловить смысл его слов уже была не в силах. Захваченная водоворотом чудесных ощущений, она могла лишь в благоговейном ужасе взирать на существо, склонившееся над ней. Вопросы рождались в ее голове, но, так и не обретя форму, ускользали в небытие.

Никогда ранее она не обнимала мужчину, никогда не чувствовала жар его тела, прикосновение его кожи. Его тепло согревало ее и успокаивало и в то же время возбуждало желание. Все ее чувства были обострены до предела, они были слишком яркими, сильными.

— О, прошу тебя, помоги мне! — воскликнула она и потянулась к нему.

— Да, я помогу тебе, бахия. — В голосе Дива звучала такая уверенность, словно он доподлинно знал, чего хочет девушка.

Он перевернул ее на спину. Сильные руки начали ласкать ее тело.

— О да, — прошептал он, — я помогу и тебе, и себе, и мы обретем счастье.

Она качалась на волнах музыки. Одинокая флейта звучала пронзительно жалобно, и как фон внутри стучали барабаны, увлекая ее своим ритмом. Вот ритм изменился, стал отчетливее, быстрее, настойчивее, он преследовал ее, заставлял торопиться.

Отрешенно она наблюдала за собственным неистовством, заставлявшим ее ускорять темп. Быстрее, быстрее, пока безумие не охватило ее, пока она не утратила всю власть над собой. И вот пришел миг, когда Джапоника более не принадлежала себе, а лишь этому бесконечно яркому, мигу.

Млечный Путь бледно мерцал на полуночном небе. Издалека ветерок доносил звуки грустной песни. Запах цветов разливался в ночном воздухе, густой и сладкий. Но Хинд-Див не замечал красоты персидской ночи. Мысли не давали ему погрузиться в приятное забытье. Они жгли его мозг.

Девственница!

Он не ожидал этого.

Он думал, к нему подослали убийцу.

Вот уже несколько недель Див чувствовал, как смерть хищной птицей кружится над его головой. Слишком много любителей мертвечины в человеческом облике боялись его, боялись того, что он знает. А ведал он действительно слишком много. Достаточно, чтобы ждать удара, как со стороны англичан, так и французов, не говоря уж об афганцах. Смерти он не страшился, но те, кто опасался его, не дадут умереть спокойно. То, что он знал, враги попытаются вытянуть пыткой. Див был в западне. Никому не мог он доверять, ни в ком не мог найти союзника. Он пережил уже несколько попыток покушения с тех пор, как стал добровольным затворником в своем доме. Он знал, что смерти, ему не избежать. Однако предпочел бы умереть от руки наемного убийцы, чем испытывать долгую и мучительную смерть на дыбе или в кипящем масле.

Именно поэтому Див и решил впустить убийцу в дом. Он был внутренне готов к тому, чтобы уже сегодня войти в тот мир ,где никакие посетители не страшны.

Сегодняшняя ночь должна была стать последней в его жизни, и он весьма тщательно к ней подготовился. Он принял ванну, и оделся, и подобающим образом раскрасил лицо. Несколько щепоток табака, сдобренного опием, раскуренного накануне, добавили ему решимости поскорее покончить счеты с жизнью. И когда незнакомка появилась у дверей дома, он испытал нечто похожее на облегчение. Ему показалось приятным и знаменательным то, что смерть ему предстояло принять из женских рук.

Девушка показалась ему такой юной и невинной. Какую смертельную угрозу она могла представлять для мужчины, в котором сохранилась хоть малая толика добродетели. Но Хинд-Див отнюдь не был добродетельным, и он сам приготовил для гостьи сюрприз. Он знал, что делает, ибо жизнь, как говорил ему опыт, не так легко отдать, если даже тебе кажется, что ты сам этого хочешь. Да, он умрет, но не раньше, чем вкусит от жизни последнее наслаждение. Наслаждение, которое подарит ему его же убийца.