Маргарет Портер - Дерзкий поцелуй

Они были прочно связаны друг с другом – он и бесчестный барон, в них текла одна кровь и связывал один секрет. Оба ли они владели талантом к карточной игре, это ему еще предстояло выяснить.

– Нам нужно найти игру в фараон, – предложил Моллюск. – Я знаю место на Кинг-стрит, напротив «Комнат Уиллиса».

– Притон?

Его друг пожал плечами.

– Игра достаточно честная – для тех, кто сумеет разгадать всякие приемы и уловки. Но мне жаль молодых голубков, которые приехали в Лондон из деревни и сразу попали в переплет.

Заведение, в которое привел его Моллюск, соответствовало его ожиданиям, а они не были очень высокими. Полная противоположность клубу «Уайте», подумал Гаррик, входя в захудалый салон. В подсвечниках не хватало свечей; ковер был грязный и местами прожженный. На хозяйке, женщине средних лет, было слишком много румян и слишком мало нижнего белья – алые подвязки виднелись сквозь прозрачную муслиновую юбку. У нее были маленькие глазки – как черные мушки, которыми она закрывала шрамы, оставленные оспой. Ее банкомет выглядел хитрым и жадным. Их клиентура состояла из самых отчаявшихся и закаленных игроков. И все же здесь он чувствовал себя свободнее, чем в почтенном, привилегированном клубе на Сент-Джеймс-стрит.

Гаррик и Моллюск прошли прямо к столу, за которым играли в фараон, и каждый принял подачу из тринадцати карт и четыре карты – для предстоящих ставок. Банкомет пересчитал карты, перетасовал колоду и дал Гаррику снять. Он показал нижнюю карту игроку, положил ее на стол лицом вверх и объявил ставку.

– Джентльмены, делайте ваши ставки.

Гаррик наблюдал сквозь полуприкрытые веки, как карты по одной снимались с верха колоды. Банкомет называл каждую, прежде чем положить ее направо или налево. По окончании каждой игры он либо получал деньги, либо толкал столбики гиней по зеленому сукну удачливому игроку. Крупье бродил поблизости, наблюдая за лицами и руками игроков, чтобы они не жульничали.

Гаррик знал, что у него есть, шанс сорвать банк на первой же ставке; позже шансы будут на стороне банка. В начале игры он ставил много. После того как банкомет сдал половину колоды, он почувствовал, что опережает банк в расчетах и может рискнуть еще. Он вышел из-за стола, став богаче на двести гиней. Не плохо – и даже, пожалуй, хорошо.

Он направился в соседнюю комнату, чтобы поужинать, и слуга поставил перед ним выщербленную тарелку. Выбор блюд, мягко говоря, был посредственным. Привыкнув к роскоши европейских казино и элегантности салона леди Бекингемшир на Сент-Джеймс-сквер, он не смог удержаться от критики.

Если бы этот игорный дом принадлежал ему, он бы переделал его целиком – от мансарды до винного погреба. Портьеры и ковры могут украшать зал, но при этом не обязательно покупать дорогие. Здесь нужны яркие канделябры и торшеры со свечами: чем темнее в зале, тем сомнительнее честность персонала. У него была бы комната для бильярда – сейчас он в моде. Может, было бы разумно отвести отдельный салон исключительно для рулетки и игры в кости, чтобы игроков в карты не отвлекал постоянный грохот костей и шарика, бесконечно крутящегося на колесе. И конечно, у него была бы игра в фараон, потому что это принесло бы значительную прибыль.

Исключительно в качестве упражнения для ума он рассчитал вероятную стоимость своего гипотетического предприятия. Тысячи фунтов хватит, чтобы внести плату за аренду и ремонт скромного дома в окрестностях Сент-Джеймс-сквер и заплатить за первый квартал слугам и повару, а также за два приличных ужина между полуночью и утром. У его дилера была бы доля от доходов, и он позволил бы крупье оставлять себе деньги от продажи колод в качестве чаевых.

Все больше увлекаясь этим планом, он обдумал возможные источники финансирования. Он никогда не брал денег в долг, и ему не нужны компаньоны. Он решил, что гораздо логичнее получить деньги на финансирование этого предприятия – это выиграть тысячу фунтов у собратьев-игроков и будущих клиентов.

Он нашел Моллюска, чье розовое лицо сияло от избытка портвейна, и объявил:

– Я собираюсь открыть собственный игорный дом.

– Ты пьян? – недоверчиво спросил его друг.

– Я никогда не пью крепкие напитки, когда играю. Кто лучше меня подходит для управления заведением подобного рода?

– Никто, – уверенно ответил Моллюск. – Но тогда ты не сможешь восстановить свою репутацию, и твоему брату это не понравится.

– Мне наплевать на мнение Эдварда. И я не против скандала – он обеспечит мне успех, – засмеялся Гаррик. – Вспомни о леди Бекингемшир, соседке моей кузины. Каждую неделю в газетах появляются непристойные статьи о ее доме – его считают логовом порока, и это делает его еще более популярным. Там бывают все, даже принц Уэльский!

Он так страстно хотел отомстить Эвердону, что сделал бы все, чтобы раздуть пламя сплетен. Что может быть лучше, чем погрузиться в бесчестье, подражая скандальной известности своего отца? Возмущению барона не будет предела, когда он узнает, что его незаконнорожденный сын работает и живет в игорном доме! И чтобы добить его окончательно, Гаррик публично объявит об их родстве!

Деньги! Он должен найти их, и быстро. Исполненный решимости, он вернулся к столу, за которым играли в фараон.

Усталая, с ноющей спиной от необходимости поддерживать идеальную осанку в течение нескольких часов, Лавиния прижала спину к мягкой бархатной подушке сиденья кареты. Она стащила облегающие лайковые перчатки и поведала компаньонке о своей мечте – снять тесные атласные туфельки.

– Мы скоро будем дома, – утешила ее Фрэнсис. Подавив зевоту, она добавила: – Я засну, если Джон не поедет быстрее. Я не понимаю, как Гарри удается сохранять бодрость чуть не до утра. Пить, играть в карты и... и все остальное.

– Почему столько людей его избегают? – задала Лавиния мучивший ее вопрос.

– Потому что он расторг помолвку, а джентльменам делать это не полагается – особенно если его репутация уже и так поставлена под сомнение.

– У него должна быть причина, – настаивала Лавиния.

– Вполне вероятно, хотя он никогда не объяснял ее мне. Мой кузен идет на поводу у своих капризов и, боюсь, редко обдумывает возможные последствия своих поступков.

В конце Суоллоу-стрит кучер резко повернул на Пиккадилли – слишком резко, отчего экипаж подпрыгнул на обочине, встряхнув пассажиров. Внезапно он остановился.

– Ударь его еще раз, сильнее! – закричал кто-то. – Выруби мерзавца!

Фрэнсис прижалась лицом к окну.

– Разбойники!

Стекло со стороны Лавинии разлетелось вдребезги, осыпав ее градом осколков. Жирное грязное лицо заполнило собой оконный проем.

– Что вы сделали с моим кучером? – спросила Фрэнсис.