Патриция Райс - Под защитой любви

Джек, слушая ее, не выказал своего удивления. В общем-то, он знал, что многие последователи Уэсли, как и сам проповедник, принадлежат к образованному дворянству. Просто ему в голову не пришло, что эта на редкость воспитанная девочка, с грамотной речью и хорошими манерами, имеет какое-либо отношение к секте, вызывавшей народные волнения по всей Англии.

— Может, ты и права, малышка. Лично я не принадлежу к англиканской церкви, однако не думаю, что бунты являются проявлением Божьей воли. — Лицо девочки внезапно побледнело, и Джек ощутил ее боль, как свою собственную. Что особенного он сказал, чтобы вызвать у нее такую реакцию?

Фейт взяла вилку и уставилась в свою тарелку.

— Пожалуй, мне лучше остаться здесь и молиться. Идите без меня. Я не хочу вас обременять.

Это было совсем не то, что он хотел услышать. Протянув руку, Джек приподнял ее подбородок и заглянул в полные слез глаза.

— В чем дело, малышка? Я не интересовался твоим прошлым, а ты не спрашивала о моем. В таких местах, как это, чем меньше знаешь, тем лучше. Но нам предстоит провести под одной крышей всю зиму, и я не хочу смотреть, как ты прозябаешь в унынии. Тебе нужно встряхнуться, чтобы не превратиться раньше времени в старую каргу. Что тебя останавливает?

Что? Гостиница, где она будет есть, пить и глазеть по сторонам. Где нечего делать, кроме как предаваться грешным занятиям. Хотя вряд ли Джек поведет ребенка, за которого он ее принимает, в обитель порока. На одно краткое мгновение он заставил ее забыть о смерти отца, но это не может продолжаться вечно.

Фейт тряхнула головой.

— Грешно развлекаться после смерти родителя, — только и могла она сказать.

Религия Джека учила тому же, но он давно наплевал на многие запреты, не говоря уже о том, чтобы мириться с законами, позволявшими грабить бедных и одаривать богатых.

— Собирайся, — скомандовал он. — Я потерял не только отца с матерью, но и брата с сестрой, однако не собираюсь изображать из себя покойника только потому, что они умерли.

Фейт изумленно уставилась на него и, увидев застарелую тоску в переменчивых глазах Джека, ощутила их общую боль. Это было непривычное чувство — разделить с другим человеком то, что она хранила в своем сердце. Между ними словно протянулась незримая нить, не менее осязаемая, чем прикосновение его сильных пальцев, погладивших ее по щеке. Сморгнув с ресниц слезы, Фейт кивнула.

Джек расслабился и положил руку на стол.

— Может, расскажешь о своем отце?

— Если вы расскажете о своем.

И его глазах вспыхнула настороженность и тут же исчезла, стертая улыбкой. Какая все-таки странная штука — это взаимное доверие. Странная… и чудесная.

— Ладно, закажем по кружке эля и поплачемся друг другу в жилетку, если тебе так хочется.

Лукавый изгиб его выразительных губ обещал что угодно, только не слезы, и Фейт почувствовала, что ее настроение поднимается в предвкушении чего-то необычного.

«Надо быть безумной, чтобы увлечься таким мошенником, как Джек», — думала Фейт спустя несколько часов, видя в душной таверне. Она все еще злилась, что он представил ее как свою племянницу, но смех, вызванный этим заявлением, заставил ее придержать язык. Было очевидно, что Черный Джек, как его здесь называли, пользуется популярностью у завсегдатаев. Фейт не представляла, что они думают о ней. Купленное Джеком платье с квадратным вырезом и косынкой прикрывало ее со всей возможной скромностью. Ничто не указывало на тот факт, что она уже не ребенок. По настоянию Джека она заколола волосы на макушке и убрала их под кружевной лоскуток, который он именовал чепчиком, но не питала иллюзий, что все эти ухищрения сделали ее старше. Даже сейчас вокруг них крутились дети выше ее ростом.

И потому Фейт чинно сидела за дощатым столиком, к которому то и дело подходили друзья и знакомые Джека, наслаждаясь обществом людей без единой мысли в голове. После месяца затворничества шквал ощущений буквально оглушил ее. В дымном воздухе висела густая смесь запахов или, жареного мяса и немытых тел. От гомона множества голосов закладывало уши. Время от времени кто-нибудь из подгулявших клиентов начинал пиликать на скрипке или наигрывать на губной гармошке, и пьяные голоса подхватывали нехитрую мелодию. Фейт не понравился горький вкус эля, которым угостил ее Джек, но она с удовольствием съела кусок мясного пирога и теперь смаковала горячий шоколад. Правда, на ее взгляд, в пироге не хватало лука, соли и тмина, но Фейт не решилась сказать об этом бойкой служанке по имени Молли, подававшей на стол.

Она сердито прищурилась, когда Молли дерзко склонилась над плечом Джека, наливая ему эль. Глубокий вырез блузки открывал ее пышную белую грудь, и Фейт смущенно отвела взгляд. В отличие от нее Джек откровенно наслаждался зрелищем, и она с трудом удержалась, чтобы не лягнуть его ногой за шуточки, которыми он обменивался с наглой девицей.

Смешливые искорки еще поблескивали в его глазах, когда Молли удалилась, покачивая крутыми бедрами, и Джек повернулся к своей миниатюрной спутнице. Фейт едва доставала ему до плеча, и он улыбнулся, глядя на кружевной чепчик, кокетливо сидевший на пышной массе блестящих кудрей. Этот сияющий ореол можно было бы принять за нимб, если бы не сердитый взгляд, сверкавший из-под огненных прядей.

Приподняв темные брови, Джек с некоторым удивлением поинтересовался:

— Тебе не нравится шоколад, малышка?

Фейт запретила себе поддаваться его обаянию. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток, с преувеличенным интересом наблюдая за мальчишкой у очага, который поджаривал на огне каштаны.

— Изумительный шоколад, благодарю вас.

Столь восторженный отзыв о напитке, которым потчуют в придорожной таверне, заставил брови Джека взлететь еще выше.

— Изумительный? Может, попросить Молли, чтобы принесла еще?

Реплики, одна язвительнее другой, вертелись на языке у Фейт, и только появление приятеля Джека, бесцеремонно плюхнувшегося на скамью напротив, спасло ее, помешав ляпнуть что-нибудь ужасное. Она поставила чашку на стол и изобразила приятную улыбку.

Бросив на нее подозрительный взгляд, Джек переключил внимание на молодого человека с шапкой рыжих кудрей, весело взиравшего на них с другой стороны стола. Парню едва минуло девятнадцать, но, выросший в городских трущобах, он рано познакомился с темными сторонами жизни, и за его обманчивым простодушием скрывался цинизм, который мог бы отпугнуть и человека постарше. Джек нахмурился, когда юноша обратил улыбающийся взгляд на Фейт.

— А ты ловкач, Джек! Разве она не ангелочек? И где только такой пройдоха, как ты, нашел эту прелестную малютку?

Джек поморщился, недовольный его шутовским тоном, однако ворчливо представил Фейт своего приятеля: