Мэрилайл Роджерс - Гордые сердца

Падение резко ослабило узел головного платка Касси, выпустив тем самым на волю копну черных, как смоль, волос. Смахнув со лба спутанные пряди, и отчаянно пытаясь сесть, она не переставала думать о том, что упала в ноги этому сокрушительному человеку, как будто распростерлась от восхищения — что было недалеко от истины, — тогда как по его надменной улыбке явствовало, что ему достаточно польстили и больше ему ничего не нужно.

Уилла охватило неожиданное побуждение протянуть руку и пощупать, так ли мягко темное облако ее волос, как кажется. И что еще более поразительно, ему захотелось извиниться за свое удивление, которое она явно сочла смешным.

Пытаясь скрыть свою зачарованность, реакцию, которую он, возможно, нашел бы неприятной со стороны столь малопривлекательной женщины, к тому же врага, — Касси пролепетала слабое предостережение:

— Не подходите ко мне, вы… вы… разбойник!

Уилл был уверен, что безошибочно догадался, какие чувства скрываются за восхищенным взглядом фиалковых глаз, почти неотрывно смотрящих на него. И все же тревога в сочетании с замешательством в ее взгляде снова вызвали у него раздражение. Господи, что, она думает, он намерен делать? Изнасиловать ее? Он только хотел утешить выбитую из колеи женщину, поэтому этот ужас перед насилием показался ему забавным. Комнату огласил взрыв смеха.

Касси съежилась от страха при неожиданной реакции Уилла на ее предупреждение. Если он находит ее попытку защитить себя столь забавной — какой бы слабой она ни была, — то, возможно, он без всяких угрызений совести подчинит ее своей воле, какое бы направление ни приняли его желания. Звук ее сильно бьющегося сердца почти заглушил его смех.

Глазами, быстро потерявшими теплоту, Уилл рассматривал распростертую перед ним женщину, чей страх, как беспощадное наступление ночи, подавлял дневной свет других эмоций. Да она и впрямь ожидает от него самого худшего, — но чего же еще от него ожидать, когда он так гордится той ужасной репутацией, которую снискал у французов? Как она может знать, что, сражаясь безжалостно, он, однако, никогда не причинил вреда ни знатной леди, ни любой другой женщине; никогда не нарушал рыцарский кодекс, полагая несоблюдение его признаком слабого человека.

Его людям, не воспитанным на кодексе, может быть, и простительно ожидать от него физического насилия и победы над слабым врагом. Но ей, с ее явно благородным происхождением, это непростительно. Мысль, что именно это юное создание считает его рыцарем без чести, пришлась ему не по вкусу.

Губы Уилла скривила усмешка. Неразумно разочаровываться из-за того, что она не думает ничего хорошего о человеке, гордо провозгласившем себя ее врагом.

— Вам нечего меня бояться… — Когда он говорил, ему в голову пришла новая тактика необъявленной войны со своей противницей. Быть может, поддержание необоснованных страхов возымеет большее действие, чтобы держать ее пленницей — и тем не менее на расстоянии руки. — Нечего бояться, пока вы ничем не вызовете моего гнева.

В его кривой улыбке было нечто интригующее, а сардонический блеск черных как ночь глаз усилил опасения Касси, и ее бледно-лиловые глаза стали аметистовыми.

Когда тяжелая дубовая дверь действительно закрылась за ушедшим мужчиной, она разозлилась на себя за неспособность скрыть тревогу и на него — за его веселое изумление. Утешаясь тем, что ее злость вызвана просто неуклюжим падением и последовавшим за ним замешательством, она села, чтобы привести себя в порядок. Ее одолела тоска по дорожным сундукам, оставшимся в повозке. Будь они под рукой, она могла бы переодеться во что-нибудь более подходящее для этой обстановки. Ее практичная натура быстро отвергла все бесполезные мысли. Что будет, то и будет. Придется довольствоваться тем, что есть.

Касси встала, расправила юбки и пробежала пальцами сквозь густые черные шелковистые пряди волос. Поверив, что осталась на ночь одна, она не стала надевать чепец, а заплела волосы в тяжелую косу. Придерживая рукой тонкие кончики невплетенных локонов на шее, она потянула золотую цепь, пока та не упала с шеи. Какое-то мгновение она держала цепь перед собой на весу и бесстрастно par сматривала это ожерелье — подарок ее нелюбимого жениха Ги. Это была богатая безделушка, но слишком кричащая, на ее вкус, как символ собственности человека, которого она считала средоточием всех неприятных черт, тучного, распутного и жестокого — нелюбимого. У нее не было причин чувствовать себя виноватой в том, что превратила драгоценное украшение в заурядную вещицу, поддерживающую прическу. Опустив сверкающую цепь, онаначала монотонными движениями обвивать ее вокруг толстого каната своих волос.

Ни один мужчина не видел волосы Касси расплетенными с тех пор, как далеко не счастливые дни ее детства остались позади. Она выросла, обладала богатством и привилегиями, но в эмоциональном отношении всегда была обделена. Ее холодных родителей очень мало заботило простое счастье дочери, и они не оставили у нее ни малейших сомнений в том, что она — их печальное разочарование. С утра до вечера ее жизнью управляли сначала несколько нянюшек, затем пожилые компаньонки. Задиристые братья и мальчики из знатных семей, присланные на воспитание к ее отцу, были почти единственными мужчинами, с кем она общалась, и даже они никогда не видели, как ее волосы свободным каскадом падают до колен. Ни один мужчина — пока этот рыцарь по имени Уилликин не позабавился тем, в какой беспорядок пришли ее волосы и она сама! Живое воспоминание о его бессовестной насмешке особенно больно задело ее.

Когда она закончила закручивать громоздкие звенья в достаточно прочную петлю, способную удержать вес ее волос, дверь распахнулась. Она подняла глаза и увидела, что завоеватель снова господствует во всей комнате. Так он говорил неправду, уверяя, что у нее нет причин бояться его?

Касси глубоко вздохнула и в следующий момент испугалась, что сделала это слишком громко, выдав тем самым свою тревогу. «О, — внутренне посмеивалась леди Кассандра, — неужели на меня так действует присутствие этого человека с его порочной красотой?» Вероятность последнего лишь усилила ее смущение. Заметив вновь нахлынувшую на нее тревогу, от которой ее глаза расширились настолько, что, казалось, заняли все лицо, Уилл нетерпеливо бросил на тюфяк связку одежды из домотканой материи. Затем он прошел вперед и поставил на сундук поднос с ужином, на котором, кроме еды, была и единственная сальная свеча.

— Шелк в Уилде бесполезен. — Пристальный взгляд черных глаз пренебрежительно скользнул по прекрасному платью, изрядно забрызганному дождем. — Кроме того, вы не привлечете ничьего внимания! — К своей досаде, он осознал, что и в домотканом платье она будет точно так же походить на леди — леди, которую настоящий рыцарь обязан обеспечивать и защищать.