Алекс Динго Сид-Ней - Красный комиссар

«Война теперь. Война Жулька началась. Жулька сидит смирно… А что ей? Гитлер там какой – то. Со своими болванами. Жульке он не страшен. Плывём Жулька. Лодка у нас быстрая. Ещё до сопки нашей с полкилометра будет. Там у меня сети стоят. Надо проверить. Забрать улов. Рыба там есть. А то налетят сейчас изверги проклятые. Напали на нас сволочи… Мы их не звали. Сами пришли. И сюда придут, не ровен час. Надо проверить свои сети… Там ещё Макар Утюгов ставит сети… У него не буду проверять. Сам разрулит. Мне бы свои сети проверить. Надо грести туда живее… А сеть оставлю. Что мне с неё? Пускай стоит… Может, погоним скоро этих извергов с нашей святой земли. Захватчиков хреновых. Что с ними колебаться…Эх, Жулька. Мне бы годов поменьше…Я бы им врезал по первое число. А я и врежу…Пускай только сунуться в наш край. Глотку мы им порвём с Жулькой на пару. Хаахахааа… Вот же окаянные. Говорят, Минск окружён… Может, не правда… Кто знает?… Эх, вот же сволочи… Напали на нас… Но мы им ещё врежем… Ничего Жулька. Держись Жулька… Я лично им морду всем набью… Они мои удары попомнят надолго…» , – подумал он. Дед Прокофий приторно ухмыльнулся. Но тут же насупился. Глаза прищурил. И сейчас походил на дикию амфибию из глубоких вод. Он мощно задвигал вёслами. И лодка поплыла по воде реки ещё быстрее. Её чуть закачало. Жулька чутко принюхалась. Глаза округлила. И прямо смотрела на хозяина. Она сейчас имела вид, как у начинающего рыбака. Из пасти показала маленький розовый язык. И быстро облизнулась. Она дышала быстро.

Повеял тонкий ветерок. Кругом всё зеленело и цвело. Кое-где разъярились пернатые. И вели себя раскованно и бурно. Как будто что-то не поделили. И галдели звонко. И порой успокаивались. Но ненадолго. Высоко кружил ширококрылый бойкий дикий орёл. Он округлил свои золотистые глаза. Его густое, тёмно-белое, гладкое оперение чуть дрожало. Клюв большой и острый. Орёл, зорко глядя на свои владения, подал боевой клич. И, казалось, о чём-то хотел рассказать и очень быстро. Он закружил над населённым пунктом Жодино. И смотрел прямо на дорожки, усадьбы, дома, колокольню, огороды и пашни. Там кое-где мелькали фигуры. На дорогах стояли обозы, танки и немногочисленные дальнобойные и лёгкие орудия. Их покрывали маскхалаты и материалы защитного цвета. Где-то недалеко тарахтел мотором мощный газик. За рулём восседал упитанный рядовой Тимур Глушаков. Ему уже пятьдесят три года. Лицо медное. Глаза тёмные, узкие. На голове пилотка. На ней красная звёздочка. Тимур крепко держался за руль. И смотрел прямо на пыльную дорогу. Мысли томили. «Вот же окаянные узурпаторы… Мы их к реке не пустим… Хрена им лысого… Наши отступают… Вчера несколько обозов было… И сегодня идут… Говорят Минск окружён… Кто-то ещё бьётся… Но беды не миновать… Сказали, что Минск в котле. Враг окружил со всех сторон… Сегодня у нас восьмое июля, значит… Вот же сволочи… Значит, сюда теперь двинут проклятые нацисты… Ничего пускай приходят… Мы их тут опарафиним знатно. Дадим прикурить гадам… Им мало не покажется… Вот же уроды…» , – подумал он. Тимур взялся за самокрутку. И смачно закурил. Дым густой табачный потянулся ввысь. Водитель бегло глянул в зеркало заднего вида. Глаза прищурил. На обочине дороги в ряд стояло несколько полуторок. А позади тихонько двигался вперёд лёгкий танк БТ-7. Под ним стояла пыль. Его стальные гусеницы гулко скрипели. За ним поспевал ещё один лёгкий советский танк Т-26. Его тонкая пушка смотрела чуть в сторону. Из кабины выглядывал молодой капитан танка Егор Колесин. Лицо приятное. Глаза прямые, лазурные, голубые, узкие. На голове не застёгнутая маска. Он смотрел прямо. Чуть позади за пригорком замаячил мощный тяжёлый танк КВ-1. Показалась крепкая башня. Сталь отдавала блеском. Его мощные стальные гусеницы слегка засвистели. И сбили пыль на грунтовой дороге. Мотор резвый гулко заревел. На броне восседало несколько солдат из разведывательной роты. Танки двигались друг за другом, держа цепь. Во дворе небольших домов оживились новобранцы. Они дружно взялись за ящики с боеприпасами. И ловко забегали. Там появился лёгкий гул. Рядом стоял уже немолодой старшина Демьян Львович Захаров. Он чутко следил за движениями бойцов. Сам упитанный, коренастый и широкоплечий. Голова округлая. На ней зелёная фуражка. И звездочка широкая красная сияет. Лицо загорелое, медное. Глаза большие, синие. Нос дугой. Ноздри широкие. Губы полные, тёмные. Он носит густые усы. На подбородке старый шрам от осколочного ранения. Старшина чуть оправил широкий кожаный ремень. На нём кобура. Там имеется табельный револьвер. Ещё кинжал есть в тёмной кожухе. Он натужил развитые, мускулистые руки. И смотрел зорко, как тот лихой и мощный орёл в небе. Старшина служил в военной части около пятнадцати лет. Мысли его томили. «Совсем ещё зелёные бойцы. Какое там… Парни, одним словом. Кому девятнадцать, а кому двадцать лет. Пороха совсем не нюхали. А скоро в бой. Немцы, говорят, уже сюда двинули… Говорят, много наших в плен попало… Лично я в плен не сдамся. Лучше решить всё в бою… И отступать я не собираюсь… Я знаю одно… Я смогу остановить многих, прежде чем кто – то из них остановит меня… И не один боец не отступит под моим командованием. Мы им свой участок не отдадим… Скоро они попробуют моего кулака. Сволочи хреновы… Я им крепко в глотку вопьюсь, когда патроны закончатся…» , – подумал он. Старшина дышал легко. Он был собран и верен себе. Кулаки бетонные, мускулистые крепко сжал.

Небо светлое выглядело мирно и красиво. Сияли белые лазурные облака. Игрались солнечные лучи. Ветерок чуть поддувал. И был приятен. Дали завораживали. В округе стелились широкие поля. Круг замыкали густые перелески да высокие, тёмно-зелёные ели. Где-то в глубине населённого пункта подал голос большой, лохматый пёс Бобик. Он часто выл по всяким пустякам. И сейчас взволновался не по-детски. Его крупная цепь, на которой он сидел, зазвенела. Перед широкой площадкой возвышался ярко-бирюзовый домик. Окна узкие, но высокие. Ставни резные. Крыльцо ладное, недавно отремонтированное. Крыша невысокая, треугольная. На ней уже заметно посеревший шифер. Но нигде не течёт. Каменная труба чуть косая. Но работает исправно. И печь русская в доме отменная. Мебель неброская, старомодная. Везде висят белые, кружевные занавески. В большом зале стоит округлый стол. На нём лежит развёрнутая карта местности. Тут же папка и карандаши. Рядом стоит пепельница. В ней окурки от многочисленных папирос. И дымок тонкий тянется ввысь. И незаметно улетучивается в открытую форточку. Над матовым потолком всё же гуляет дурман. Там висит округлая тканевая лунного тона люстра. И паучок быстро карабкается из угла в угол. Возле стен стоят невысокие шкафчики. На полках имеется разная посуда и фотоснимки в рамках. На стене висит большой портрет, на котором изображены хозяева дома Иван да Лукерья Рябинины. Они ещё молодые. Они вместе прожили душа в душу пятьдесят лет. И породили и воспитали пятерых детей. Аким, Федот, Киприян, Василиса и Агния разбежались кто куда. Но дом родной никогда не забывали. Затем хозяин Иван слёг на постель. Он простыл сильно. У него обнаружили воспаление лёгких. Он, отстрадав неделю, скончался. Лукерия пережила мужа на один год. И не смогла смириться с потерей. Теперь в доме семьи Рябининых был организован своего рода армейский штаб. В дальнем углу за столиком восседал молодой лейтенант – связист Матвей Лёвин. Сам стройный и подтянутый. На нём отменный гладкий наряд в виде гимнастёрки. Сапоги кирзовые прямо сверкают. Лицо смазливое. Глаза прямые, светло-синие. Нос тонкий. Губы полные. Лоб широкий. Но боку рыжая, небольшая чёлка. На голове пилотка со звёздочкой. Матвей был сосредоточен. Он смотрел на телефон. И принимал по рации сообщения. И те не утишали никого. Возле стола на стульях восседали командиры армейской ставки генерал-полковник Владислав Фёдорович Ульянов и капитан Сильвестр Калиныч Чародейкин. Они бегло переглянулись. Пауза тишины затянулась. Владислав Ульянов взялся за свой золотистый подсигар. И бегло глянул на своих собеседников. Вид имел сосредоточенный. Он коренастый и упитанный. Плечи широкие. Голова лысая, медная, округлая. Глаза прямые, прямые, тёмные. Нос широкий, как и ноздри. Губы полные, багряные. Сейчас он походил на лихого жеребца. На нём плотно сидел китель. На нём есть значки отличия и награды. Пуговицы золотистые. Штаны широкие со стрелкой. Сапоги тёмные, кожаные и блестят. Владислав уже отметил свой пятьдесят пятый день рождения. Он сейчас выглядел угрюмо. И крепко сжал кулаки. Он ловко закурил папиросу. И дымок потянулся плавно ввысь. Владислав родом из населённого пункта Берёзы. Там прошло его детство. Он отслужил в армии. И решил остаться на границе. Там закоренел и возмужал. И дослужился стремительно до капитанского чина. Он участвовал в некоторых военных компаниях. И имел отменные тактические навыки. И не раз доказывал на деле. Он вырос до звания генерал-полковника. Он был дважды женат. Но счастья своего не нашёл. Капитан Сильвестр довольно молод и смел. Он стройный и подтянутый. Тело жилистое. Руки длинные и сильные. На нём отменная форма офицера. Фуражка гладкая с красной звёздочкой на столе. На погонах отмечено звание капитана Красной Армии. Ремни гладкие, кожаные, плотно прилегают к телу. На поясе атласная кобура. В ней табельный пистолет ТТ. На ногах обычные, слегка пыльные, кирзовые сапоги. Он, сидя на стуле, держал спину прямо. И дышал ровно. На белом приятном лице виднелся лёгкий влажный блеск. Глаза большие, цвета гейзера, нос прямой греческий, губы тонкие с оттенком молока. Шея весьма тонкая, но развитая. Верхние пуговицы раскрыты на гимнастёрке. И виднеется белый воротничок. Капитан потомственный военный офицер. Он окончил училище связи. А затем преподавал несколько лет. После его перевели на дальние восточные рубежи страны. Он заведовал пограничной заставой. Но пришёл приказ о его новом назначении. И теперь он находился здесь, где родился в родных пенатах Белорусской ССР. Он женат. И у него имеется малолетний сын Павлик. Тот с супругой блондинкой Ироидой находиться под Смоленском, откуда родом его красивая, пышногрудая и жгучая пассия. Они обожают вместе ездить на курорты. И часто бывали на море. Там, как правило, их любовные игры не утихают ни на минуту. Но в последнее время у капитана на семью и на отдых становилось всё меньше времени. Сейчас он был задумчив, как никогда. И смотрел на свои ручные механические часы. Те тикали отменно и никогда не отставали.

Читать дальше