Мора Сигер - Однажды и навсегда

— Например, та великолепная ветчина, которую у вас подавали накануне вечером. И если бы вы сумели каким-то образом предоставить мне рецепт, уверяю вас, моя знакомая без колебаний включила бы его в свою книгу.

Аннелиз изумленно уставилась на него.

— В книгу? Что вы говорите!

— Вне всякого сомнения. Это лучшая ветчина, которую мне доводилось пробовать.

— Что вы! В других местах наверняка найдется и лучше.

— Скромность делает вам честь. Скажите, вы всегда жили в Эйвбери?

И так далее в том же духе. Сэр Исаак вытягивал из девушки полезные сведения, а их разговор незаметно повернул от рецептов ветчины к более серьезным вопросам. Аннелиз оставалась довольно сдержанной. Казалось, ей хочется пооткровенничать с ним. Но ей явно не хватало опыта. Особенно когда речь зашла о ней самой. Она снова несколько раз покосилась на дверь в подвал. Сэру Исааку только оставалось надеяться, что Морли еще какое-то время будет занят пивными бочонками.

Сэр Исаак потихоньку подводил разговор с Аннелиз к деревенским жителям — его конечной целью было выведать, что ей было известно о Дейви Хемпере. Но вдруг на улице послышался шум. Аннелиз напряглась, встревожилась и вскочила со стула.

— Кто-то приехал.

Сэр Исаак с трудом сдерживал досаду. Ну почему их прервали именно сейчас?

— Карета, согласно расписанию, прибудет через несколько часов.

Аннелиз на это ничего не ответила и поспешила к двери. В этот момент из подвала показался Морли. Он, по-видимому, решил, что его ждут новые постояльцы, быстро осмотрел зал, увидел, что все в порядке, и тоже выскочил на улицу.

Сэр Исаак расстроенно сгорбился на стуле. Он старался. Видит Бог, он сделал все возможное. И даже лучше, чем ему первоначально казалось. Несомненно, ему повезло, что у него в Лондоне есть молоденькая экономка, которая к тому же приходится ему племянницей, причем — любимой. Но он так и не добился того, чего хотел знать Фолкнер.

Он дал себе слово, что попытается поговорить с девушкой еще раз. Морли вернулся в сопровождении молодого человека довольно надменного вида, его лицо показалось сэру Исааку смутно знакомым. Молодой человек кутался в черный плащ, на котором был вышит королевский герб. Значит, в Эйвбери по срочному делу явился гонец. Как догадался сэр Исаак, вовсе не за ним, стариком.

— Вы, случайно, не знаете, где сейчас сэр Уильям, милорд? — поинтересовался Морли.

— Он отправился навестить священника, — сообщил сэр Исаак, глядя на прибывшего гонца. — Вы от…

— От герцога, сэр. Он шлет вам свои приветы, однако извещает вас, что присутствие сэра Уильяма в настоящий момент необходимо в Лондоне.

— Ага, понятно. А вы не знаете, почему?

Гонец явно был в нерешительности. Как и все представители этого замкнутого круга, он страдал болезненной подозрительностью. Но перед ним был сэр Исаак.

— Шотландцы снова мутят воду, сэр. В последнюю минуту перед объединением они вдруг снова подняли голову. И его светлость желает, чтобы сэр Уильям взял на себя улаживание этого вопроса.

— Весьма разумный шаг с его стороны. Это куда важнее, нежели то, чем сэр Уильям занят здесь. Что ж, прекрасно. Вы наверняка отыщете его в церкви или где-то поблизости. Я желаю ему доброго пути.

Гонец кивнул, взглянув напоследок на Морли, который снова принялся за свои кружки, сделав при этом вид, что ничего не слышит. Гонец отправился разыскивать Фолкнера.

Последний вскоре появился в сопровождении королевского посланца.

— Выпейте чего-нибудь и перекусите, — велел Фолкнер. — Я буду готов в считанные минуты.

Гонец с благодарностью кивнул и пошел выполнять то, что ему было ведено. Фолкнер подсел к сэру Исааку. Тому показалось, что у Фолкнера довольно мрачный вид.

— Вы слышали?

— Разумеется. Шотландцы мутят воду. Поэтому вы там нужны. Я все прекрасно понимаю.

— А я нет. Они вполне могли бы уладить все и без меня.

Сэр Исаак поглядел на него изумленно. Он ожидал, что Фолкнер обрадуется такому железному предлогу, чтобы улизнуть из Эйвбери. Но, судя по настроению Фолкнера, все обстояло наоборот. Ему в голову тотчас закралась мысль о мистрис Хаксли. Как, однако, все это странно — отношения мужчины и женщины. Нет, этого ему никогда не понять. Несомненно одно — намерения Фолкнера, кажется, куда более серьезные, чем можно было предполагать.

— Но ваш долг… — начал сэр Исаак.

— Я уже сыт по горло этим долгом, — отрезал Фолкнер. За столиком воцарилась тишина. Сэр Исаак был глубоко поражен таким заявлением. Он не нашелся, что ответить. За это время он так близко узнал молодого человека, что не мог не заметить происходящих в нем перемен.

— Я не собираюсь уезжать отсюда, пока не найду убийцу, — посуровел Фолкнер.

— Я понимаю. Мы все это понимаем. Но вместо вас дело может завершить констебль Даггин. Теперь, когда ему стало ясно, насколько важны результаты расследования, я уверен, он займется им со всей серьезностью.

Его слова явно не успокаивали Фолкнера. Тот сидел, опустив глаза, и, судя по всему, был погружен в свои горькие мысли.

— Мне не ясно, как долго я пробуду в Лондоне.

— Я прекрасно вас понимаю, — сказал сэр Исаак, будто отмахиваясь от слов Фолкнера. Ему показалось, что тот произнес их исключительно из вежливости.

— А вы пока намерены здесь остаться?

— Да-да, еще немного, — согласился сэр Исаак. — В моем возвращении в Лондон нет особой нужды. К тому же, как вам хорошо известно, это место привлекает меня.

Фолкнер кивнул, а затем отвернулся, глядя на обшитую деревом стену, глухо сказал:

— Сара вряд ли примет меня.

Сэр Исаак был поражен тоской, прозвучавшей в голосе молодого человека, и тем, что он не хочет примириться с ее отказом.

— Боюсь, она настроена решительно.

— Передайте ей это от меня, хорошо? — Фолкнер снял с пальца золотое кольцо с гербом и протянул его старику.

Сэр Исаак медленно кивнул и посмотрел на кольцо.

— Мне ужасно неловко за то, что произошло.

Фолкнер кивнул в знак прощания и встал. Он тихо заговорил, и сэру Исааку пришлось слегка податься вперед, чтобы расслышать.

— Если мистрис Хаксли что-либо понадобится, тотчас же дайте мне знать.

Фолкнер настойчиво пытался ни о чем не думать. Он сообщил Криспину, что они уезжают. Лакей не стал скрывать своей радости.

— О, благословенный день! — воскликнул он. — Наконец-то я отряхнул с моих башмаков пыль Эйвбери!

— Утихомирьтесь. Я поеду вперед, вслед за гонцом. А вы поедете вместе с багажом в карете.

— Разумеется. Мне уже не терпится. Позвольте сказать вам, милорд, это было весьма утомительное путешествие.

— Да, — пробормотал Фолкнер, — утомительное.

Он поднял чересседельную сумку. Она лежала возле его кровати всегда наготове — верный спутник с дней армейской службы. Огляделся напоследок по сторонам. Подвернись ему малейший предлог, чтобы ответить отказом на требование герцога, он, не раздумывая, ухватился бы за него. Но такового не оказалось. И от этого ему стало особенно больно и печально. Он понял, что не хочет уезжать. И вместе с тем он, как и Криспин, рвался отсюда.