Елена Зайцева - Всё, что ты хотел узнать о своей мечте…

Вся Анькина рубаха была в крови и в грязи от сапог Седого. Рассеченное топором ухо ещё сильнее стало кровоточить, и ночная Анькина рубаха уже почти наполовину пропиталась кровью. Волосы растрепались по плечам и склеились от крови. Она чувствовала себя сейчас загнанным на охоте зверем, и готова была драться до последнего вдоха.

Во дворе что-то загремело, раздался приглушенный голос раненного, который звал на помощь. Седой с горечью сплюнул в сторону Аньки и с перекошенным от гнева лицом, а вернее тем, что от него осталось, выскочил во двор. На улице послышались приглушенные голоса и какое-то движение. Анька приподнялась на колени и выглянула в ближайшее к ней окно. Две темные фигуры, сцепившись друг с другом, удалялись в лес. Анька с облегчением села на пол и тупо уставилась на темную кучу, которая должна была быть Сашкой и слезы стали литься ручьем из её заплывших от побоев глаз. В доме было тихо. Наверху тоже не раздавалось не звука.

Анька не знала, сколько прошло времени. Она лежала на полу, прижав колени к животу и не могла оторвать взгляд от Сашки. Его самоотверженность и храбрость поразила Аньку до глубины души. Анька знала многих людей, которые не вступились бы за неё в этой ситуации.

Сашка, такая веселая и послушная собака. Преданный товарищ и друг. Он научил плавать Алёшку в лесном озере, когда тот боялся даже ступить в него. Мог согреть в холодную зиму и избавить от всех печалей и невзгод. Сашка ещё один ребёнок в их семье, который любил их всех своей безусловной собачьей любовью.

Наверху что-то зашевелилось. Анька с трудом подняла глаза и увидела спускающуюся по лестнице Прасковью Романовну. Она осторожно встала на пол и подойдя тихонько к Аньке, приподняла её и крепко прижала к себе.

– Аня, доченька не плачь. Слава Богу ты жива, со всем остальным мы справимся, мы переживем.

Так они посидели несколько минут. Прасковья Романовна посадила Аньку и прислонила её к стене, а потом подошла к Сашке и присев возле него на корточки прижала его к себе. Посидев так несколько минут, Прасковья Романовна повернула его на другой бок, сквозь шерсть на спине открылась кровоточащая рваная рана. Тело было мягким. Вся шерсть, которая раньше была гладкой и шелковистой от бесконечных расчёсывании и поглаживаний, теперь стала похожа на сваленную грязную шкуру, всклокоченную и пропитанную липкой кровью.

Сашка захрипел.

– Ань он живой! – Воскликнула Прасковья Романовна. – Слава Богу он живой.

Анька в голос зарыдала. Прасковья Романовна, тоже не сдержав эмоций стала всхлипывать. Оторвала резким движением кусок ткани от своей рубахи и прижала к Сашкиному боку. Потом оторвала ещё один и обмотала Сашку поперек тела. Сашка открыл один глаз.

– Ты Сашка теперь как твоя любимая хозяйка, с одним всевидящим оком. – Прасковья Романовна засмеялась и тут же заплакала. Стала наглаживать Сашку и причитать какой он молодец и как они его все любят и, что он выздоровеет скоро. Анька тоже плакала и смеялась. – Иван Кузьмич, когда придёт, тебя быстро на наги поставит вот увидишь Сашка он и не таких бедолаг с того света вытаскивал.

– Пойдем, дочка, теперь твоя очередь на перевязку идти.

– У тебя мам теперь тут военный госпиталь.

– Ничего милая, мне не привыкать. В войну многих с того света вытащили, авось и вас с Сашкой выходим.

Прасковья Романовна подхватила Аньку под руку за талию и медленно завела в дом. В доме она положила её на кровать и собралась уходить.

– Мам, а где Алёшка? – В растерянности спросила Анька.

– Алёшка спит, представь себе, даже не шелохнулся, пока его мать тут в боях участвовала.

– Хорошо, что он не видел ничего и не слышал. Не будут кошмары мучить ребенка.

– Это да, со сном у него проблем по всей видимости не будет никогда.

– А кто там гремел во дворе? С ними ещё кто-то был?

– Нет, Ань, это я слезла с чердака и пошумела, надеялась испугать, что и получилось. Но боюсь вернутся ироды скоро. Не простят эти черти такого исхода, чтобы их девка с собакой отмутузили.

– Мы их будем ждать мам, будем готовы.

– Да хватит тебе Ань, навоевались уже. В лес уйдем, там спокойней и безопасней.

– Хорошо, так тоже можно. – Не в силах спорить сказала Анька.

Пока они говорили, Прасковья Романовна поставила греться воду и вышла в сени, откуда через минуту вернулась с Сашкой на руках. Сашку мамка положила возле печки на одеяло. Он тяжело дышал и не открывал глаза. Его повязка уже вся пропиталась кровью. Прасковья Романовна опять вышла во двор и вернулась с целой корзиной травы и каких-то банок. Сначала она промыла все Анькины раны и прополоскала волосы. Все открытые раны она смазала какой-то мазью. На лицо наложила примочек, из каких-то заваренных трав. Дала выпить настойку и через несколько минут Анька провалилась в глубокий сон.

Когда Анька заснула, Прасковья Романовна стала заниматься перевязкой Сашки. Как и Аньке она наложила на открытую Сашкину рану мазь и перевязала.

– Ничего, Сашка, выходим тебя. Ты ещё побегаешь. – Сквозь слезы приговаривала Прасковья Романовна скорее для того, что успокоить себя, потому что Сашка никак не реагировал, а только тяжело дышал.

Посидев еще немного с Сашкой, Прасковья Романовна пошла убирать в сенцах. Скоро будет светать, поэтому нужно успеть всё прибрать к рассвету. Прасковья Романовна волновалась, что Алёшка встанет и увидит следы этого побоища. Но она беспокоилась зря. Алешка сладко спал на чердаке, укутавшись в своё одеяло.

Прасковья Романовна наносила воды, хорошо, что небо чистое без облаков, яркий месяц всё освещает. Растопила печку, нарвала тряпок, все равно все сжечь придется, кровь не отстираешь. В сенцах закрыла все окна одеялами и простынями и зажгла лампадки. Сначала пришлось быстро отмыть дверь, которая лежала посреди комнаты, потом не без труда Прасковья Романовна ее подняла и плотно приставила в проем. Зажгла лампадки поярче и стала отмывать полы и стены.

Через час следов от побоища не осталось, если не считать следов от пуль в стенах и выломанной двери. На улице уже стало светать Прасковья Романовна разожгла печку на улице за сараем и покидала туда все тряпки вместе со своей и Анькиной ночными рубашками, а также разломанные во время драки табуретки и лавки. Как только всё догорело, Прасковья Романовна поставила на огонь большой чан для варки картошки для свиней и пошла в дом, будить Алёшку, который всё также беззаботно спал в самом углу чердака, где сквозь боковые окошки уже пробивались солнечные лучи.

– Просыпайся Алёшка, пойдем блины печь, вдруг сегодня папка с дедом приедут? – тихонько нашептывала Прасковья Романовна на ухо своему внуку еле сдерживая слезы.