Елена Зайцева - Всё, что ты хотел узнать о своей мечте…

Когда Анька слушала Якова, его уверенный, спокойный голос, то даже она чувствовала себя в безопасности и на некоторое время забывала о всём том кошмаре, который творился за пределами их леса. В это не простое время, лес был их главным защитником, как волшебное покрывало укрывал от непогоды и как скатерть самобранка всегда угощал Алёшкину семью самыми сладкими ягодами, грибами и лесными орехами.

Лес успокаивал, качающиеся огромные ели и сосны были словно безмолвные защитники, в жару спасали от зноя, укрывали под своей кроной от дождя. Хвойный запах спасал даже от мигрени. Если на Аньку тоска накатывала или уставала сильно, ей и двадцати минут хватало чтобы восстановить свои силы. Обычно уходила на свою любимую поляну, глубоко вдыхала лесной воздух, садилась рядом с любимой сосной и сидела так с закрытыми глазами. Вся усталость и тоска сразу проходили. Анька так сидела и мечтала о том, чтобы у неё хватало здоровья и сил на семью, чтобы могла продолжать работать. Потом она мечтала о том, чтобы скорей закончилась война, и чтобы больше не было слышно в лесу стрельбы и не было видно чёрного дыма от горящих в селе домов, чтобы никогда не слышать рассказов об убитых знакомых и родных, чтобы просто можно было жить и не бояться. И всегда благодарила все высшие силы за всё, что у неё есть.

Выходя за Игната замуж, Анька очень боялась уходить жить к нему в лес, а теперь и не представляла, как можно было жить по-другому. С рождения Алёшки она только пару раз в деревне была и ни капли об этом не жалела.

С Игнатом Анька познакомилась, когда ей не было и семнадцати лет. Он ей сначала жутко не понравился, подумала, какой-то угрюмый черствяк, с таким от тоски усохнуть можно.

Игнат действительно был молчаливым. Но когда смеялся, все вокруг начинали улыбаться, не могли сдерживаться, настолько он заражал всех своим обаянием. Вот и Анька, когда услышала первый раз как он шутит и смеётся, не могла отвести глаз и рассмотрела его по-настоящему.

Высокий, почти в три аршина ростом. Глаза синие, бездонные, а волосы густые, темно-русые. Большие могучие руки, как Илья Муромец из сказки. В молодости у Игната была быстрая и уверенная походка. Казалось, что он настолько силен и могуч, что может любую ёлку в лесу в узел завязать. Всю свою жизнь Игнат с отцом в лесу на пасеке прожил. В двадцать лет ушёл на войну и через четырнадцать месяцев вернулся с ранениями, полученными от разрыва снаряда. От полученных травм Игнат стал прихрамывать, и левая рука плохо слушалась. Но он никогда не жаловался, всегда работал за двоих и помогал всем, кому было нужно. Такой он был человек.

Вообще, вся их семья и пришедшая в неё Анька были не похожи на других людей в селе. Все они были очень дружными, никогда не жаловались друг другу ни на кого, все они были как одно целое, чувствовали друг друга. Это было редкое единение душ.

Всё утро Анька не находила себе места. Прождав мужчин до поздней ночи и не обнаружив их дома утром, она слонялась по дому из угла в угол. Прасковья Романовна тоже заметно нервничала, но в свойственной ей манере пыталась не подавать виду. Что-то должно было случиться, раз никто из них не вернулся. Одно утешало, что если бы их убили, то они бы точно об этом знали, из села бы уже донесли.

– Мам, может я пойду в село узнаю, что там в лесу творится? – Тихо спросила Анька, сидя у окна, не отрывая глаз от калитки. – Может им помощь какая нужна? Ну нельзя же просто сидеть и ждать?

– Ох, не знаю я Ань, что и делать? Тебя если поймают, то я совсем с ума сойду. Так нельзя, надо что-то другое придумать. – Заметно волнуясь, тихо ответила Прасковья Романовна, боясь разбудить спавшего на печке Алёшку.

– Мам, сейчас некогда думать понимаешь? Сейчас каждая минута на счету. Пусти меня. А? – Ища поддержки у свекрови, снова спросила Анька.

– Ань, ну вот что мне с тобой делать? Иди коль так считаешь, ты уж и не маленькая, чтоб я тебе разрешение давала. – Понимая, что Анька права, сказала Прасковья Романовна.

– Ты знаешь мам, что я не потому разрешение прошу, что маленькая, а потому, что мне надо, чтобы ты согласная была и обиду не затаила, что поперек твоему слову что-то делаю.

– Ну иди дочка. – Тихо ответила Прасковья Романовна. – Может и правда, что узнаешь? Если в деревне никто ничего не знает, ты там не задерживайся, сразу домой возвращайся. Главное Стёпкиной банды избегай. Если кого завидишь незнакомого сразу домой беги.

– Хорошо, мам, я буду осторожной.

Прасковья Романовна обняла крепко Аньку и перекрестила её на дорогу. Анька вышла в сенцы и там же быстро накинула свой выходной «наряд», в котором за минуту превратилась в бездомную старуху. На голову она повязала черный платок и, как обычно, взяв золы из печки, быстро обтёрла ей руки и лицо. Выйдя на улицу, Анька сдвинула платок почти на самые глаза и быстрым шагом вышла из двора.

Чтобы точно никого не встретить, Анька решила пойти через лес, так и короче получалось: быстрым шагом меньше получаса.

По лесу Анька двигалась почти бесшумно, только изредка наступала на сухие ветки, от которых раздавался характерный звук. Она так волновалась, что не слышала ничего вокруг, только сильный стук своего сердца и прерывистое дыхание. От волнения за мужа и свёкра горло у неё как будто бы сдавило, и Анька всерьёз стала опасаться, что в итоге не сможет ни с кем поговорить, потому что не могла выдавить из себя ни одного звука.

Не больше двадцати минут понадобилось Аньке, чтобы дойти до окраины леса, откуда уже было видно их село. Ей оставалось перейти поле, чтобы оказаться возле Шуркиной хаты. Шурка была её подругой с самого их приезда. Первый год Анька жила практически рядом с ней, вот они и сдружились. Вместе гулять вечерами ходили, вместе в поле на покосе были. Шурка Аньку очень поддерживала, и когда родители умерли, и когда ребенок не случился. Всегда она оказывалась рядом, то развеселит, а то и вместе с Анькой поплачет. А когда Анька к Игнату в лес перебралась, часто навещала, нянчилась с маленьким Алёшкой.

Анька огляделась по сторонам и никого не увидев, подняла подол юбки и быстро побежала через поле к Шуркиной избе. Меньше чем в версту шириной, Аньке это поле показалось бесконечным. Добежав до первого забора, она остановилась и присела за кустом сирени отдышаться. Через пару минут дыхание восстановилось, и она стала различать звуки деревни, а не только бешенный стук своего сердца и громкое прерывистое дыхание.

Где-то мужики на завалинке вполголоса обсуждали свои дела, мычали коровы, чей-то петух неугомонно оповещал о своем присутствии всю округу. В чьём-то доме голосили маленькие дети и какая-то женщина громко кричала на своего пьяницу мужа.